Что любил пить лев толстой: Лев Толстой: любимое блюдо классика

Лев Толстой: любимое блюдо классика

Назвать единственное любимое блюдо Льва Толстого так же сложно, как выделить главного героя в «Войне и мире». Отношения с едой у великого русского классика были весьма противоречивыми.

Поесть Толстой любил. Регулярно переедал и регулярно себя за это корил: «Много слишком ел за обедом (обжорство)». Однако, пытаясь воздержаться от греха чревоугодия, он неизбежно начинал себя жалеть: «Я утром не ел до обеда и очень ослабел».

Супруга писателя — Софья Толстая — в дневниках жаловалась на мужа:

«Сегодня за обедом я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые… потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

Беспокоил Софью Андреевну, конечно, не невероятный расход продуктов, а физическое и моральное состояние Толстого:

«Какую он пищу употребляет — это ужасно! Сегодня ел грибы соленые, грибы маринованные, два раза вареные фрукты сухие — все это производит брожение в желудке, а питанья никакого, и он худеет. Вечером попросил мяты и немного выпил. При этом уныние на него находит».

В 50 лет Толстой вступил в стройные ряды вегетарианцев. Мяса не ел, но от яиц и молочных продуктов не отказался.

Однако это решение писателя никак не сказалось на разнообразии его рациона. Доказательство тому — выдержки из меню, которое составляла лично Софья Толстая с пометками для повара. На завтрак, помимо яиц во всех мыслимых и немыслимых видах, Толстой ел бесчисленные варианты каши: «кашу пшенную», «кашу гречневую на сковороде», просто «кашу на сковороде», «крутую овсяную кашу», трогательную «кашку манную молочную жидкую». Прекрасным вариантом завтрака было и лаконичное «что осталось».

Вегетарианство в семье писателя было принудительным. Валентин Булгаков, последний секретарь Толстого, писал: «В 6 часов в зале-столовой подавался обед — для всех — вегетарианский. Он состоял из четырех блюд и кофе».

Из блюд, подаваемых графу на обед, в наши дни можно составить меню хорошего вегетарианского ресторана. Просто и со вкусом: протертые яблоки с черносливом, суп с клецками и кореньями, суфле из рыбы с морковью, зеленая фасоль с рисом, суп-пюре из цветной капусты, салат картофельный со свеклой.

Слабостью Толстого было сладкое. К вечернему чаю в доме писателя обязательно подавалось варенье, которое варили здесь же, в Ясной Поляне, из крыжовника, абрикосов, вишни, слив, персиков, яблок. В последнее обязательно добавляли лимон и ваниль. Экзотические для Тульской области фрукты выращивали в усадебной оранжерее. Толстой тяжело переживал пожар в Ясной Поляне 1867 года: «Я слышал, как трещали рамы, лопались стекла, на это было жутко больно смотреть. Но еще больнее было оттого, что я слышал запах персикового варенья».

Гастрономической Библией семьи графа была «Поваренная книга» Софьи Толстой со 162 рецептами. Отметиться в настольной кулинарной книге успели не только родственники Толстых: там, например, можно найти «Пастилу яблочную Марии Петровны Фет» — рецепт жены Афанасия Фета.

Лев Толстой вовсе не ел мяса, но любил яичницу

Каждый день в графском доме для большой семьи Толстых накрывался стол с простыми и сытными блюдами из русской и французской кухни. Да к тому же в хлебосольную Ясную Поляну часто съезжались гости. О том, когда, что и как ели и готовили в доме писателя, рассказывает Юлия Вронская, заведующая отделом международных проектов музея «Ясная Поляна».

Юлия Вронская Софья Толстая Илья Толстой

В один из дней она записала: «Обед был очень дурен, картошка пахла салом, пирог был сухой, левашники, как подошва… Ела один винегрет и после обеда бранила повара». Но со временем Румянцев стал отменным кулинаром. Илья Львович, сын Толстых, вспоминает о его левашниках как о фирменном блюде. Повар начинял пирожки вареньем и надувал их с углов воздухом, за что левашники получили название «Вздохи Николая».

Так вот, когда Софья Андреевна только осваивалась в доме, однажды она зашла на кухню и увидела, что фартук повара был несвежий, посуда не очень чистая… Графиня тут же сшила для Николая белую куртку, колпак, фартук и приказала повару соблюдать чистоту на кухне. А еще Толстую шокировало, из какой посуды ела графская семья. Она сетовала, что, пока в дом не привезли ее приданого – серебряных столовых приборов, они были вынуждены есть простыми железными ложками и вилками. С непривычки юная графиня даже колола себе рот – настолько приборы были неудобны!

Софья Андреевна практически не готовила сама, но всегда только она расписывала, что нужно приготовить на день.

– Главный человек в доме – мама, – писал в своих воспоминаниях Илья Львович Толстой. – От нее зависит все. Она заказывает Николаю-повару обед, она отпускает нас гулять, она всегда кормит грудью кого-нибудь маленького, она целый день торопливыми шагами бегает по дому…

Правда, бывали случаи, когда ей самой все же приходилось становиться к плите – это происходило, когда повар напивался допьяна. Графине помогала жена Николая. Однажды они вдвоем готовили гуся, и Софья Андреевна писала: «Как же мне к концу готовки стал противен этот гусь. Я даже его и есть не могла!» Протрезвев, Николай просил прощения у Софьи Андреевны, и она, конечно же, прощала его.

Р асписание приемов пищи в доме Толстых было очень интересным. В шесть-семь утра (кто во сколько вставал) пили чай или кофе. Сытный завтрак, по нашим меркам, был очень поздним – в час дня. В это время завтракали все домашние, а Лев Николаевич выходил к столу даже позже.

Каждый день утром он ел одно и то же: яйца, овсяную кашу и простоквашу. Яйца вообще были любимым блюдом писателя. Он обожал их в разном виде.

Выпускная яичница, яйца в томате, омлет, пополам сложенный, яичница с шампиньонами, взбитая яичница с укропом, яйца всмятку, суп с омлетом… Софья Андреевна, составляя списки на закупку продуктов, помечала: Льву Николаевичу купить 20 яиц покрупнее, всем остальным – обыкновенные.

Июль, 1908 год. Лев Толстой в кругу семьи и гостей. Автор фото Карл Булла

В шесть вечера Толстые обедали, а в восемь ужинали или просто пили чай с бисквитами, медом и вареньем.

Валентин Федорович Булгаков, друг и последний секретарь Толстого, вспоминал:

– В час дня завтракали домашние. Часа в два или два с половиной, вскоре после окончания общего завтрака, когда посуда оставалась еще не убранной со стола, выходил в столовую Лев Николаевич, словоохотливый, оживленный, с видом успевшего что-то сделать и довольного этим человека. Кто-нибудь звонил или бежал сказать, чтобы подавали Льву Николаевичу завтрак, и через несколько минут Илья Васильевич Сидорков (слуга в доме Толстых) приносил подогревшуюся к этому времени овсянку и маленький горшочек с простоквашей – каждый день одно и то же. Лев Николаевич, разговаривая, ел овсянку, потом опрокидывал горшочек с простоквашей в тарелку и, топорща усы, принимался отправлять в рот ложки простокваши…

…Вечерний чай – другое дело. Свечи на столе зажигались не всегда, и сидящие за столом довольствовались обычно скудным рассеянным светом, шедшим от расположенных вдали, в других углах комнаты, керосиновых ламп. Было уютно и просто. Садились где кто хотел. Угощение обычное: сухое (покупное) чайное печенье, мед, варенье. Самовар мурлыкал свою песню. И даже Софья Андреевна не распоряжалась, предоставив разливание чая кому-нибудь другому и подсев к столу сбоку в качестве одной из «обыкновенных смертных».

– я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые… потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

1901 год. Дочь Толстого, Александра Львовна, назвала свое фото так: «За веселым завтраком»

Толстой был невозможным сладкоежкой. Софья Андреевна покупала сухофрукты, финики, орехи, курагу. И, конечно же, на чайном столе всегда красовалось и издавало божественный аромат знаменитое яснополянское варенье.

Помню, раз мне дали немного варенья, но мне хотелось еще. Мне сказали, что нельзя. Я сам потихоньку пошел в буфет, где стояло незапертое варенье, и стал его таскать из банки в рот прямо рукой. Когда наелся, так у меня варенье было и здесь, и здесь, и здесь», – показывал он на себе, рассказывая эту историю детям.

Двор у дома. Экономка Дунечка варит варенье. Фото Софьи Андреевны Толстой

Все фрукты выращивали в оранжерее прямо в усадьбе. Когда в 1867 году оранжереи горели, Лев Толстой писал: «Я слышал, как трещали рамы, лопались стекла, на это было жутко больно смотреть. Но еще больнее было оттого, что я слышал запах персикового варенья».

«Лев Николаевич принес ножичек и, разрезая гранаты и другие фрукты, делил их детям. Это было очень трогательно и весело. Дети долго помнили и рассказывали этот эпизод».

В Ясной Поляне очень любили гостей. Одним из частых гостей усадьбы был писатель Иван Тургенев, но он всегда заказывал простую русскую еду, например, манный суп с укропцем, пирог с рисом и курицей, гречневую кашу.

В возрасте 50 лет граф стал вегетарианцем – он полностью отказался от мяса, но не от яиц и молочных продуктов. Новый образ жизни Толстого привлекал к нему людей, которые тоже экспериментировали с питанием. Однажды в Ясную приехал некий господин, который питался по новой диете – он ел раз в два дня. И навестить семью писателя его угораздило именно в такой день, когда есть ему не полагалось. Как назло, стол в этот день ломился от яств. Чудак сидел в стороне, а когда его приглашали к столу, скромно отвечал:

«Спасибо, я ел вчера!»

Что касается спиртных напитков, то в семье Толстых любили самодельные настойки, рецепты которых сохранились в «Поваренной книге» Софьи Андреевны. Например, здесь есть травник семьи Толстых и померанцевая настойка, на стол также подавали сотерн (французское белое десертное вино), белый портвейн. Есть даже исторический анекдот об отношении Льва Николаевича к алкоголю, по которому точно можно сказать, что в этом плане граф ханжой не был. Этот анекдот приводит в своих воспоминаниях Иван Бунин: «Однажды я захотел подольститься ко Льву Николаевичу и завел разговор о трезвом образе жизни. Вот всюду возникают теперь эти общества трезвости… Он сдвинул брови: – Какие общества? – Общества трезвости… – То есть это когда собираются, чтобы водки не пить? Вздор. Чтобы не пить, незачем собираться. А уж если собираться, то надо пить!»

Кулинарные рецепты в «Поваренную книгу» записывали сама графиня и ее младший брат Степан Берс. Всего в ней 162 рецепта. Чуть ли не каждый рецепт в «Поваренной книге» связан с семейными традициями, имеет свою историю. В ней мы находим: «Яблочный квас Марии Николаевны» – младшей сестры Льва Николаевича; «Эликсир от зубной боли Пелагеи Ильиничны» – П. И. Юшковой, тетки Толстого по линии отца; «Лимонный квас Маруси Mаклаковой», близкой знакомой семьи Толстых; «Пастилу яблочную Марии Петровны Фет», жены поэта Афанасия Фета и т.д.

В рукописи встречается имя Ханны Тардзей. Сергей Львович Толстой в «Очерках былого» писал, что эту молодую англичанку, дочь садовника Виндзорского дворца, родители выписали для него, Тани и Илюши. Бонна любила стряпать.

Особенно удавался ей сливочный пудинг, который готовили на Рождество. Блюдо обливали ромом, поджигали и, как пылающий факел, вносили в гостиную.

В 1870 году Толстые едут в Сальские степи, где Лев Николаевич лечится кумысом. Ему становится лучше. И Софья Андреевна, конечно же, записывает рецепт приготовления этого напитка в свою «Поваренную книгу».

Особенно интересна судьба анковского пирога. Название этого лакомства связано с доктором медицинских наук, домашним врачом семьи Берс Николаем Богдановичем Анке. Он передал рецепт пирога теще Толстого Любови Александровне Берс, а та, в свою очередь, – дочери. Софья Андреевна научила готовить анковский пирог повара Николая. И с тех пор ни одно торжество в семье Толстых не обходилось без этого блюда. По словам Ильи Толстого, «именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки, Пасха без катания яиц».

Фото из архива музея-усадьбы «Ясная Поляна»

Рецепты из «Поваренной книги» Софьи Андреевны Толстой

Матлот

Возьми какую угодно рыбу или даже разнородных рыб, разрежь и положи в кастрюлю, где находится растопленное масло, подрумяненное, потом положи перцу, соли, лаврового листа и муку; залей красным вином пополам с бульоном, закрой кастрюлю и дай рыбе преть на легком огне, пока она сварится. Потом выкладывай на блюдо каждый кусок рыбы на ломтике поджаренного белого хлеба и облей все соусом.

Утка с грибами

Закипятить воду, бросить грибы в кипяток и дать вскипеть раза три ключом, потом вынуть грибы на решето; изжарить в масле покрошенных луковиц и положить в кастрюлю, где находятся грибы, влить несколько сметаны, посолить, всыпать перцу, перемешать, переложить в глиняную кастрюлю грибы и положить, не жалея масла; и утку, несколько поварившуюся, поставить в печь и дать грибам пожариться до тех пор, пока они и утка не поспеют; а чтобы грибы не запекались, прибавить немного бульона.

Пирог Анке

1 фунт муки, 1/2 фунта масла, 1/4 фунта толченого сахару, 3 желтка, 1 рюмка воды. Масло, чтоб было прямо с погреба, похолоднее.

К нему начинка:

1/4 фунта масла растереть,

2 яйца тереть с маслом; толченого сахару 1/2 фунта, цедру с 2 лимонов растереть на терке и сок с 3 лимонов. Кипятить до тех пор, пока будет густо, как мед.

Степанова пирожное

1 фунт муки, ½ фунта сливочного масла, ½ фунта сахару, 3 желтка, рюмку воды, посолить. Из оного сделать тесто; выделывать стаканом крути из этого теста и посыпать их рубленым миндалем. Затем положить их на лист, смазать яйцом и поставить в печь, не очень жаркую.

Что ел Лев Толстой? Лев Толстой — мнимый больной? Что пил лев толстой для работы.

Дарья Еремеева

Старший научный сотрудник Государственного музея Л. Н. Толстого. Печаталась (под псевдонимом Дарья Данилова) в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Октябрь», «День и ночь», «Литературная учеба», «Вопросы литературы» и научных сборниках.

Литературные опыты ребенка Левушки начинались с описания птиц в рукописном журнале «Детские забавы» — братья Толстые придумали его и составляли сами. «Сокол есть очень полезная птица, она ловит газелей. Газель есть животное, которое бегает очень скоро, что собаки не могут его поймать, то сокол спускается и убивает». Пресловутые «описания живой природы», которые нашим детям кажутся скучной повинностью в школах, для современников Левушки были любимым развлечением и обучением: мальчики Толстые снабжали свои тексты рисунками и выпускали в виде рукописных журналов тиражом в один экземпляр. Уже в детстве Толстой отличался способностью пристально вглядываться в мир и запоминать все его «мелочи». Он наблюдал муравьев и бабочек, об одной из которых написал, что «солнышко ее пригрело, или она брала сок из этой травки, только видно было, что ей очень хорошо»; любил смотреть, как «молодые борзые разрезвились по нескошенному лугу, на котором высокая трава подстегивала их и щекотала под брюхом, летали кругом с загнутыми на бок хвостами». Всю свою жизнь Толстой обожал лошадей, любил даже их запах: «Лошадей привязывают. Они топчут траву и пахнут потом так, как никогда уже после не пахли лошади».

У молодого Толстого был «проект заселения России лесами», о чем писал П.В.Анненков Тургеневу и получил от него такой ответ: «Удивили вы меня известием о лесных затеях Толстого! Вот человек! С отличными ногами непременно хочет ходить на голове. Он недавно писал Боткину письмо, в котором говорит: «Я очень рад, что не послушался Тургенева, не сделался только литератором». В ответ на это я у него спрашивал — что же он такое: офицер, помещик и т. д. Оказывается, что он лесовод. Боюсь я только, как бы он этими прыжками не вывихнул хребта своему таланту». Толстой тогда и впрямь вернулся в литературу, но от «экологических» идей не отказался, и позже они стали важной частью его учения. Кстати, идея посадки лесов не оставляла литераторов и позднее, когда лес вырубался уже катастрофическими темпами. Продолжение этой темы мы наблюдаем, например, и у Чехова в «Дяде Ване», где доктор Астров «воплощал» идею молодого Толстого — сажал леса.

Многие отмечали, что в лице и во всей фигуре Толстого чувствовалась (как ни банально это звучит) та самая «близость к природе». Толстовец Евгений Иванович Попов, например, утверждал, что писатель «обладал очень тонким обонянием».

«Один раз, вернувшись с прогулки, он рассказал, что, проходя мимо орехового куста, он почувствовал, что пахнет земляникой.

Я стал, как собака, принюхиваться, где сильнее пахнет, и нашел-таки ягоду, — сказал он».

Толстой, как легко догадаться, любил собак и не только описывал их в романах (вспомним чудесную охотничью Ласку в «Анне Карениной»), но и пытался дрессировать их. Попов вспоминал: «В московском доме у Толстых был черный пудель, который часто приходил к Льву Николаевичу в кабинет, а потом сам выходил в дверь и оставлял ее открытой, чем прерывал занятия Льва Николаевича. Лев Николаевич так приучил его, что пудель стал сам затворять за собою дверь».

Тот же Попов приводит примечательный разговор с Толстым во время их путешествия пешком из московского дома в Хамовниках в Ясную Поляну. «Когда мы шли по шоссе (шоссе несколько раз пересекает железную дорогу) и спускались под гору, Лев Николаевич, указывая на лежавшую внизу деревню, сказал:

Когда мы шли здесь с Колечкой и Дунаевым, вон из того двора выбежала, визжа, свинья, вся окровавленная. Ее резали, но недорезали, и она вырвалась. Страшно было смотреть на нее, вероятно, больше всего потому, что ее голое розовое тело было очень похоже на человеческое.

В другом месте, когда спускались уже вечерние сумерки, на нас вылетел вальдшнеп. Он летел прямо на нас, но, увидавши нас, испугался и круто свернул и скрылся в лесу. Лев Николаевич сказал мне:

А ведь по-настоящему ему бы надо подлететь к нам и сесть на плечо. Да так и будет».

Эти мечтания могут звучать странно в устах человека, который большую часть жизни был заядлым охотником. Кто читал сцены охоты в «Войне и мире» и «Анне Карениной», понимает, что так живо и естественно описать ее мог только тот, кто сам умел идти по следу зайца, стрелять вальдшнепов, травить волков и даже добивать раненых птиц самым что ни на есть охотничьим способом — воткнув им в глаз перо. Толстой таким и был большую часть своей жизни. Вообще, побывавшему на войне охота кажется детской забавой. Однако после «духовного перелома» Толстой не только перестал охотиться, но сделался вегетарианцем, дойдя в своей жалости ко всему живому до того, что порой, заметив в кабинете мышку в мышеловке, отрывался от работы, спускался со второго этажа, выходил в сад и выпускал ее на волю. Толстой любил показывать внукам шрам от зубов медведицы у себя на лбу и рассказывать о случае на охоте, заканчивая его словами о том, что «все живое хочет жить».

Софья Андреевна не разделяла увлечения Толстого вегетарианством. Из письма сестре Татьяне после очередной ссоры с мужем: «Все эти нервные взрывы, и мрачность, и бессонницу приписываю вегетарианству и непосильной физической работе. Авось он там образумится. Здесь топлением печей, возкой воды и проч. он замучил себя до худобы и до нервного состояния». Во время тяжелой болезни Льва Николаевича в 1901 году в Крыму жена его даже пошла на хитрость и подливала больному мужу мясной бульон в его вегетарианский суп. Как дочь врача она была убеждена в пользе животного белка, и ее особенно расстраивало увлечение вегетарианством и без того слабой здоровьем дочери Маши, впоследствии умершей от воспаления легких в возрасте 35 лет.

Лев Толстой с женой Софьей.

Одно время Толстой жил в Ясной с несколькими близкими и друзьями, которые согласились перейти с ним на диету без мяса. Связанный с этим забавный случай описала его младшая дочь Александра со слов ее тетки: «Т.А.Кузминская рассказывала, как один раз она ездила в Ясную Поляну проведать «отшельников», как она говорила. Тетенька любила покушать, и, когда ей давали только вегетарьянскую пищу, она возмущалась и говорила, что не может есть всякую гадость, и требовала мяса, кур. В следующий раз, когда тетенька пришла обедать, к удивлению своему, она увидела, что за ножку стула была привязана курица и рядом лежал большой нож.

Что это? — спросила тетенька.

Ты хотела курицу, — отвечал Толстой, едва сдерживая смех, — у нас резать курицу никто не хочет. Вот мы тебе все и приготовили, чтобы ты сама могла это сделать».

И раз уж речь зашла о курах, уже упомянутый толстовец Е.И.Попов вспоминал: «В Ясной Поляне был молодой, очень азартный петух. Мальчики забавлялись тем, что кричали петухом, и тогда этот петух, где бы он ни был, сейчас же являлся с намерением подраться, но, не встречая соперника, мало-помалу стал нападать на проходивших людей, даже и без вызова. Кончилось тем, что у некоторых ничего не знавших посетителей оказались спины пальто распоротыми шпорами этого азартного петуха. Это возмутило Софью Андреевну, и она как-то за обедом сказала, что этого петуха надо зарезать. Лев Николаевич заметил:

Но мы ведь теперь знаем характер этого петуха. Он для нас уже личность, а не провизия. Как же его резать?

Повар Семен петуха все-таки зарезал».

«Куриная» тема получит интересный поворот в судьбе младшей дочери Толстого, Саши, которая через много лет, будучи уже взрослой женщиной, окажется в эмиграции в США, где на какое-то время станет фермером и будет зарабатывать на жизнь разведением кур. С яснополянского детства она обожала животных. Вот как она об этом вспоминает: «Я очень любила животных. У меня был большой черный пудель Маркиз с человеческим разумом и серый попугай с розовым хвостом и человеческим разговором. Обоих я обожала. Все любили моего пуделя Маркиза, даже моя мать, вообще не любившая собак. Одна из любимых моих игр с Маркизом — это игра в прятки. Я прятала футляр от очков на шкапы, в диван, в карман отца. Пудель бегал по комнате, нюхая воздух, вскакивая на столы, стулья и, к всеобщему восторгу, залезал отцу в карман и бережно вытаскивал оттуда футляр… Вероятно, толстовцы презирали меня, сожалели, что у Толстого такая легкомысленная дочь. А отец любил Маркиза и поражался его уму. Но откуда же у меня была эта любовь к спорту, к лошадям, к собакам, жизнерадостность, даже задор? Усматривали ли «темные» эти черты в своем учителе? Чувствовали ли они всю силу его любви и понимания жизни во всей ее безграничной широте? Отец прощал мне мою молодость. Он сам радовался уму, горячности, чуткости своего верного коня Дэлира. Бережно нес Дэлир своего хозяина зимой, ступая верной ногой по снежной или скользкой дороге, летом — осторожно ступая по вязким болотам, через лесные заросли. Отец любил сокращать дороги и пускал коня целиной, по снегу, и, когда Дэлир утопал в сугробах по брюхо, отец слезал, закидывал уздечку за стремена и пускал лошадь вперед протаптывать путь, и Дэлир, выбравшись на дорогу, останавливался, повернув свою породистую арабскую голову, кося умным, выпуклым глазом, ожидал своего хозяина».

Лошади были, наверное, главной страстью Толстого в «мире животных». Вспомним хотя бы Фру-Фру на скачках, где ее гибель описана, кажется, с не меньшим чувством, чем гибель Анны Карениной: «Она была одно из тех животных, которые, кажется, не говорят только потому, что механическое устройство их рта не позволяет им этого. Вронскому по крайней мере показалось, что она поняла все, что он теперь, глядя на нее, чувствовал. Как только Вронский вошел к ней, она глубоко втянула в себя воздух и, скашивая свой выпуклый глаз так, что белок налился кровью, с противоположной стороны глядела на вошедших, потряхивая намордником и упруго переступая с ноги на ногу. Оставалась одна последняя канавка в два аршина с водой, Вронский и не смотрел на нее, а желая прийти далеко первым, стал работать поводьями кругообразно, в такт скока поднимая и опуская голову лошади. Он чувствовал, что лошадь шла из последнего запаса; не только шея и плечи ее были мокры, но на загривке, на голове, на острых ушах каплями выступал пот, и она дышала резко и коротко. Но он знал, что запаса этого с лишком достанет на остающиеся двести сажен. Только потому, что он чувствовал себя ближе к земле, и по особенной мягкости движенья Вронский знал, как много прибавила быстроты его лошадь. Канавку она перелетела, как бы не замечая. Она перелетела ее, как птица; но в это самое время Вронский, к ужасу своему, почувствовал, что, не поспев за движением лошади, он, сам не понимая как, сделал скверное, непростительное движение, опустившись на седло. Вдруг положение его изменилось, и он понял, что случилось что-то ужасное».

Однажды Иван Тургенев после разговора с Толстым о лошадях так прямо и сказал ему: «В прошлой жизни вы, вероятно, были лошадью». История, рассказанная Толстым Тургеневу, позднее воплотилась в его знаменитую позднюю повесть «Холстомер», где Толстой, окруженный в доме молодыми детьми и их друзьями, описал старого, больного, усталого мерина, окруженного молодыми, беззаботными, эгоистичными жеребцами и кобылками. Софья Стахович вспоминала, что, когда писался «Холстомер», молодежь, приходящая в дом к детям Толстым, звалась «табунком». Читая некоторые фрагменты «Холстомера», невозможно не развить эту параллель: «Пегий мерин был всегдашним мучеником и шутом этой счастливой молодежи. Он страдал от этой молодежи больше, чем от людей. Ни тем ни другим он не делал зла. Людям он был нужен, но за что же мучали его молодые лошади?

Он был стар, они были молоды; он был худ, они были сыты; он был скучен, они были веселы. Стало быть, он был совсем чужой, посторонний, совсем другое существо, и нельзя было жалеть его. Лошади жалеют только самих себя и изредка только тех, в шкуре кого они себя легко могут представить. Но ведь не виноват же был пегий мерин в том, что он был стар и тощ и уродлив?.. Казалось бы, что нет. Но по-лошадиному он был виноват, и правы были всегда только те, которые были сильны, молоды и счастливы, те, у которых было все впереди, те, у которых от ненужного напряженья дрожал каждый мускул и колом поднимался хвост кверху. Может быть, что и сам пегий мерин понимал это и в спокойные минуты соглашался, что он виноват тем, что прожил уже жизнь, что ему надо платить за эту жизнь; но он все-таки был лошадь и не мог удерживаться часто от чувств оскорбленья, грусти и негодованья, глядя на всю эту молодежь, казнившую его за то самое, чему все они будут подлежать в конце жизни».

Интересно, что Толстой, который никогда за своих детей не писал гимназических сочинений, однажды сделал исключение для сына Льва — просто не смог удержаться от высказывания на любимую тему: «Один раз только он помог мне написать русское сочинение на тему «Лошадь». Я был в затруднении и решительно не знал тогда, что сказать про лошадь больше того, что она лошадь. Но отец выручил меня, написав за меня полстраницы моего русского сочинения. Он писал приблизительно так: «А как прекрасна она, когда, дожидаясь хозяина, нетерпеливо бьет копытом о землю и, повернув крутую шею, косится черным глазом назад и ржет звонким, дрожащим голосом». Конечно, отец написал несравнимо лучше этого, и мой учитель Л.И.Поливанов сейчас же узнал слог отца и поставил мне за это сочинение 4».

Реалист Толстой вообще мыслил символами. В его книгах лошадь всегда символ всего живого и природного, она часто прямо противопоставляется поезду, который символизирует механическое, неживое начало. Во времена Толстого поезд был знаком начала технического прогресса, новой «железной», ускоренной жизни, уже в конце девятнадцатого века теснившей жизнь патриархальную, усадебную — ту жизнь, певцом которой и был Лев Толстой.

Поезд как зловещий знак памятнее всего по «Анне Карениной», но то же видим и в других произведениях. «Девочка и грибы» — это короткая история о том, как девочка рассыпала грибы на рельсах и, не успев собрать их, легла вдоль рельсов, и поезд проехал, не задев ее. Сочувствуя детям в их страхе перед поездами, Толстой попытался как-то облегчить этот ужас, и с его героиней ничего страшного не происходит. Он как будто и сам боялся поездов, тем более что и поводы к этому имелись. В дневнике его племянницы Вари есть рассказ о том, как Лев Толстой с ней и братом Софьи Андреевны Сашей ездил 15 октября 1871 года на охоту с борзыми. Софья Андреевна переписала его из дневника Вари в свою книгу «Моя жизнь»: «Перед нами только что прошел поезд, и мы съехали на полотно, чтобы вдоль рельсов доехать до будки, которая была в виду, и там переехать рельсы. Нам встретились работники на дороге и закричали: «Тут ездить не полагается, сейчас поезд пройдет, лошадей испугает». Мы не обратили на них внимания. Но вот в самом деле показался дым нам навстречу, и раздался пронзительный сигнальный свисток локомотива. Что было делать? До будки еще оставалось далеко, налево от нас — отвесная стена насыпи, направо — рельсы. Поезд должен был пролететь на расстоянии какого-нибудь аршина от нас. Дело было серьезное, мы начали скакать вдоль полотна, надеясь попасть на переезд раньше поезда; но наконец стало ясно, что поезд настигнет нас раньше, чем мы будку. Левочка скакал впереди, остановился и крикнул: «Слезайте с лошадей». Я перекинула ногу с луки и вдруг почувствовала, что левая нога у меня запуталась в стремя и в амазонку. «Что ты делаешь? Ради бога, скорей!» — крикнул мне Лева и подбежал ко мне. Увидав, в чем дело, он схватил меня в охапку, стащил с седла и сильным движением высвободил ногу. Поезд был страшно близко и не переставал, как нарочно, пронзительно свистать. Лошади вздрагивали и навостряли уши. Как только мы очутились на земле, мы вскарабкались на насыпь кое-как на четвереньках и едва успели втащить за собой лошадей, как поезд с оглушительным свистом и стуком пронесся за нами. Лошади захрипели и шарахнулись в сторону, а мы были спасены. Все это долго писать. А сделалось это в одно мгновение…»

В «Первой русской книге для чтения» есть миниатюра «От скорости сила. Быль». В этой истории поезд сбивает застрявшую на рельсах телегу с лошадью. На первый взгляд эта «быль» всего лишь объясняет, отчего поезд не может затормозить на полном ходу, и предупреждает быть осторожнее, когда перевозишь через рельсы телегу. Но при чтении нельзя не почувствовать, сколь беспомощен человек с лошадью перед этой новой механической «скоростью».

Лев Толстой называл нас всех пассажирами поезда жизни, то входящими в него, то выходящими, но сам предпочитал ездить верхом, любил править лошадью. Современники замечали, что в глубокой старости, взбираясь на лошадь, он распрямлял спину, становился как будто стройнее и моложе.

В 1910 году, осенью, уезжая из дома, Лев Толстой простудился в поезде. Сопровождавший его врач Маковицкий вспоминал, как они часть пути ехали на открытой площадке, потому что в вагонах было слишком душно и накурено. Он сошел с поезда и посетил Оптину Пустынь и Шамординский монастырь. Там он обмолвился сестре, что хотел бы остаться жить около монастыря, жить аскетом, как монах, вдали от цивилизации, только чтобы его не заставляли ходить в храм. Еще перед отъездом он признался доктору Д.П.Маковицкому: «Хочется уединения, удалиться от суеты мирской, как буддийские монахи делают. Вам одному говорю». Льву Николаевичу хотелось сойти с утомительного поезда своей судьбы, хотелось остановки, покоя и соединения с природой и Богом. Но остаться, чтобы вести тихую жизнь отшельника, он не смог — люди искали его, чего-то ждали от него. «На свете есть много людей, кроме Льва Толстого, а вы смотрите только на одного Льва» — это были предсмертные, предпоследние слова Толстого, обращенные к тем, кто был рядом с ним, и записанные дочерью Александрой Львовной. Умирая на железнодорожной станции, он слышал гудки и шум поездов — голоса надвигающихся «железных» перемен. А живой мир лошадей, собак, задиристых петухов, бабочек, пеших прогулок, постоялых дворов, конок, колясок, крестьянской и барской жизни — мир, в котором можно было найти силы для огромного романа-эпопеи, — этот мир умер вместе с Толстым на маленькой станции Астапово.

Издательство «Бослен», Москва, 2017

Можно сколько угодно потешаться над простым фактом, но слова Ленина о Льве Толстом прочно прописались в нашем сознании. В любом разговоре о самом масштабном русском писателе со стопроцентной вероятностью всплывут чеканные ленинские определения: «Какая глыба! Какой матёрый человечище!»

Напор и магия слов таковы, что качества писателя переносятся на человека по имени Лев Николаевич . Богатырь! И здоровье его, надо полагать, тоже богатырское.

Отчасти это подтверждается. Действительно, «порода» Толстых была крепкой. Те, кто не окончил свои дни на войне или на плахе, жили долго и плодотворно. Собственно, сам Лев Николаевич умер, как известно, не в больнице, а в дороге. И было ему 82 года — возраст даже по нынешним меркам почтенный, а по тем — и подавно.

Хрестоматийными стали и достижения Толстого на ниве пропаганды здорового образа жизни. Не пил, не курил, в середине жизни перестал употреблять кофе, в старости — мясо. Разработал комплекс гимнастических упражнений, кстати, весьма продвинутый и вполне пригодный для современности. Иными словами, образец для подражания.

Страдания на пустом месте

Но за скобками остаётся главное — как именно Толстой ко всему этому пришёл. Обычно говорят о том, что упомянутые успехи — плод длительных духовных поисков и раздумий. В принципе верно. Нужно только внести одно уточнение: Лев Николаевич думал не столько о высокой духовности, сколько о самых низменных материях вроде элементарного выживания. Потому что здоровье его было, мягко говоря, не на высоте.

Вот выписка из справки, данной армейским госпиталем и фиксирующей состояние здоровья подпоручика артиллерии Льва Толстого: «Телосложения среднего, сухощав. Несколько раз был болен воспалением лёгких с ревматическим страданием в руках и ногах. Установлено также сильное биение сердца, сопровождаемое одышкою, кашлем, беспокойством, тоскою, обмороками и сухим треском, маскирующим дыхание. Сверх сего, вследствие отверделости печени, оставшейся после крымской лихорадки, аппетит его слабый, пищеварение неправильное с упорными запорами, сопровождаемыми приливами крови к голове и кружением в оной. При сырой погоде появляются летучие ревматические боли в конечностях».

Заметим — это официальный документ, заведомо отбрасывающий измышления и тревоги самого пациента. Мало ли что он там себе нафантазирует?

А фантазии Льву Николаевичу было не занимать. Богатое писательское воображение любую скромную болячку раскручивало до немыслимых масштабов. Скажем, такое обычное явление, как ячмень на глазу. В народе ему вообще не придают значения — на него полагается наплевать. В буквальном смысле — подобраться к недужному и неожиданно плюнуть ему в глаз. Считается, что после этого всё пройдёт.

Толстому, который бравировал своей «близостью к народу», этот способ не годился категорически. Вот что он заносит себе в дневник: «Вырос на глазу ячмень исполинского размера. Мучает меня так, что совершенно лишился всех чувств. Не могу есть и спать. Плохо вижу, плохо слышу, плохо нюхаю и даже очень поглупел». Написано с таким мастерством, что поневоле проникаешься сочувствием к больному. Но вот как реагировали на эту хворь окружающие, например декабрист Михаил Пущин : «Мы все очень довольны его страданиями, страданиями потешными и забавными: для своего пустяшного ячменя он три раза посылал за доктором».

В произведении английского писателя Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки» главный герой начинает читать медицинский словарь и по мере чтения обнаруживает у себя все упомянутые там болезни, кроме родильной горячки. Такое впечатление, что англичанин был коротко знаком с русским классиком: отношения между Толстым и медициной строились точно по такому же шаблону.

32 зуба и 33 несчастья

Вот далеко не полный список того, чем «страдал» Лев Николаевич, не достигший, к слову, ещё и 30 лет. Кровавый понос с резью, сыпь непонятного происхождения, крапивная лихорадка, изжога, сердечные приливы, боль в пояснице, горле и печени одновременно, кашель сухой и мокрый, мигрень с рвотой, боли и опухоль в паху, насморк, ревматизм, желудочные расстройства, варикозное расширение вен, чесотка и геморрой. И это ещё цветочки. Потому что помимо «всякой мелочи» он вполне серьёзно подозревал у себя туберкулёз, эпилепсию, сифилис, язву желудка и, наконец, рак головного мозга.

Разумеется, по каждому поводу вызывались доктора. Разумеется, все они, не найдя ничего из вышеперечисленного, были объявлены шарлатанами: «Невежды, страшные болтуны, ничего не смыслят в своём деле, пользы от них никакой, сплошное враньё».

Самое забавное в том, что одно вполне настоящее недомогание у него действительно было. Кариес и пародонтоз, прогрессирующие с ужасающей скоростью. Первые записи вроде «Увеличился флюс, опять простудил зубы, которые не дают спать, целый день болели зубы» появляются, когда ему было 22 года. И в ближайшие 11 лет это становится лейтмотивом писательского дневника.

Как раз эта — реальная, осязаемая, мучительная — проблема по какой-то загадочной причине не удостаивалась внимания. Врачебная помощь дантистов отвергалась Толстым наотрез. А зубы болели и выпадали до тех самых пор, когда в 1861 г. писатель посетил Лондон. Там он провёл полтора месяца, и проблема решилась сама собой. Толстой пишет об этом так: «Зубы поломались». В действительности это значило, что из полагающихся 32 зубов у него в строю осталось всего 4. Не нужно быть врачом, чтобы понять — жить с такой катастрофой во рту весьма затруднительно. Все близкие советуют Толстому вставить «фальшивые» зубы. Тщетно. Свои 4 оставшихся пенька Лев Николаевич гордо проносит до конца жизни.

Как ни странно, но именно этому феномену можно найти хоть сколько-нибудь рациональное объяснение. Примерно в те же годы похожие проблемы одолевали другого литератора мировой величины — Ханса Кристиана Андерсена . У того с зубами было, пожалуй, похлеще, чем у Толстого. Тот же кариес, пародонтоз и дикие постоянные боли. Но плюс к тому уверенность в том, что именно эта боль даёт вдохновение и обеспечивает его плодовитость как автора. Уверенность была настолько сильной, что, когда выпал последний зуб, Андерсен действительно утратил возможность писать.

«Случай Андерсена» растиражировали все европейские газеты, и Лев Николаевич был прекрасно осведомлён о такой печальной коллизии. Повторить путь знаменитого сказочника ему не хотелось. И потому вставные, «фальшивые» зубы отвергались — они же могут принести только «фальшивое» вдохновение.

Рождение шедевра

Удивительно, но это помогло. Правда, довольно странным образом. Как раз в начале 1860‑х гг. Лев Николаевич работал над главным произведением своей жизни — романом-эпопеей «Война и мир». Произведение в очередной раз забуксовало. Зубная боль, которая была до того просто фоном, внезапно обострилась. До такой степени, что Толстой чуть ли не впервые серьёзно прислушался к советам докторов. А именно — внял постулату, что 99 болезней из 100 происходят от переедания и прочих излишеств.

Сберегая оставшиеся зубы, он отказался от мяса, стал питаться протёртыми супчиками, кашами и киселями: «Воздержание в пище теперь полное. Ужинаю очень умеренно. На завтрак — овсяная каша». Но и этого показалось мало: «Стал пропускать ужин. Вернулся к строгой диете. Каждый день обтираюсь мокрым полотенцем».

Недели через две роман сдвинулся с мёртвой точки. А своё общее состояние писатель впервые за много лет охарактеризовал так: «Избыток и сила мысли. Свеж, весел, голова ясна, работаю по 5 и 6 часов в день. Случайность это или нет?»

Вопрос, отдающий литературным кокетством. Толстой явно решил для себя, что всё это не случайность. Именно в период работы над «Войной и миром» он последовательно бросает пить, курить и употреблять кофе. А кроме того, обращает внимание на «гигиену» — так тогда называли и устройство образа жизни, и организацию труда. Вот слова его жены, Софьи Андреевны Толстой : «О физическом своём здоровье Лев Николаевич очень заботился, упражняясь гимнастикой, поднимая гири, соблюдая пищеварение и стараясь быть как можно более на воздухе. А главное, страшно дорожил своим сном и достаточным количеством часов сна». Последнее особенно ценно. Неизвестно, кто запустил в обиход совершеннейшую нелепицу — дескать, Толстой спал по 4 часа в сутки и этого ему вполне хватало. Старший сын писателя, Сергей Львович , говорит о распорядке дня отца другое: «Спать он ложился около часу ночи, вставал ближе к девяти утра». Получается, на сон у Толстого уходило 7-8 часов — ровно столько, сколько советуют современные сомнологи.

Писатель Лев Николаевич Толстой с женой Софьей. Гаспра. Крым. Фотография 1902 года из Музея-усадьбы Л.Н. Толстого «Ясная Поляна». Фото: РИА Новости

Толстого справедливо считают уникальным писателем. Но и человеком он был уникальным. Путь, который он проделал от мнительности и стоматологических суеверий до рационального и здорового образа жизни, впечатляет не меньше, чем его литература.

Согласитесь, интересно было бы узнать, какими были любимые блюда великих людей. Оказывается, Толстой был ужасным сладкоежкой, а Пушкин спал и видел печёную картошку. Чем угощал гостей Сталин и как приготовить шоколадный кисель по рецепту Софьи Андреевны Толстой.

Как ни странно, несмотря на европейские ориентиры, одним из приверженцев русской кухни всегда оставался Пётр Великий.

По воспоминаниям его современника, механика Андрея Нартова, обычными «кушаньями» императора были студень, разносолы, квашеная капуста, кислые щи, каши и жаркое с огурцами и солеными лимонами. Перед тем, как есть, Пётр выпивал анисовую водку, а во время трапезы — квас. Публичные обеды с европейскими блюдами для иностранных гостей император предпочитал давать у Меншикова.

Картошечка для Пушкина

Больше всего Александр Сергеевич любил простые деревенские блюда: щи и зеленый суп с вареными яйцами, каши, рубленые котлеты с щавелем и шпинатом и др. Но, по воспоминаниям современников, наибольшее удовольствие ему доставляла запечённая картошка, которую он мог поедать в огромных количествах. Готовили её по традиционному рецепту: обваливали в кожуре в крупной соли и запекали в печи, поглубже закопав в золу. А на десерт поэт любил полакомиться вареньем из белого крыжовника.

Сладкоежка Лев Николаевич

Известный факт, что Лев Толстой не ел мяса. Все блюда, приготовленные в его доме, были из продуктов растительного происхождения, молока и яиц. Каждый день на завтрак он ел овсянку, простоквашу и яйца. Писатель не задумывался о количестве съеденного и мог легко выпить за один день до трех бутылок кефира, несколько чашек кофе, съесть рисовое пюре, пироги. Супруга, Софья Андреевна, очень переживала за желудок мужа. «Сегодня за обедом, — писала она в дневниках, — я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые… потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

Ещё Лев Николаевич очень любил сладкое. В доме всегда были орехи, финики и сухофрукты, а также варенье, в том числе «яснополянское». Скорее, это даже было ассорти из фруктов и ягод, так как в его состав входили дыня, вишня, яблоки, персики, сливы, крыжовник и абрикосы.

Сама Софья Андреевна вела «Поваренную книгу», в которой в конце концов собрала свыше 160 рецептов. Один из них, — шоколадный… кисель. Так, следует взять одну «дощечку» шоколада (две стандартные плитки), две чашки картофельной муки, чашку сахара и две бутылки молока (одна бутылка в те годы — около 0,75 литра). Шоколад натирался на тёрке, смешивался с крахмалом и сахаром и небольшим количеством молока. Остальное молоко кипятят и вливают туда получившуюся смесь. Напиток стоит мешать до густоты.
Luisa Contreras, 2013 год

Шведский стол Сталина

К застольям у Сталина было довольно странное отношение: они начинались поздно вечером, длились долго, а столы буквально ломились от блюд, при этом сам вождь ел мало, предпочитая до отвала угощать приглашённых. Обычно на столы ставились буженина, рулеты из баранины или птицы, осетрина, пироги, рыба и, естественно, настоящие грузинские блюда — шашлык, лобио, пхали и др.

Анастас Микоян в своё время вспоминал, что в число любимых блюд Сталина входила рыба (замороженная нельма, дунайская сельдь, отварная). «Птицу любил: цесарок, уток, цыплят. Любил тонкие ребра барашка, сделанные на вертеле. Очень вкусная вещь. Тонкие ребра, мало мяса, сухо зажаренные. Это блюдо всем всегда нравилось. И перепела отварные. Это были самые лучшие блюда», — говорил он.
Снимок из аккаунта Instagram shvepa, 2016 год

А генерал С. М. Штеменко, начальник оперативного управления Генштаба, который не раз трапезничал у Сталина на Ближней даче, в книге «Генеральный штаб в годы войны» рассказывал, что «обед у Сталина, даже очень большой, всегда проходил без услуг официантов. Они только приносили в столовую все необходимое и молча удалялись. На стол заблаговременно выставлялись и приборы, хлеб, коньяк, водка, сухие вина, пряности, овощи и грибы. Колбас, ветчин и других закусок, как правило, не бывало. Консервов он не терпел».

Ночные перекусы Гитлера

Интересный факт насчёт Адольфа Гитлера: известно, что у него были проблемы с селезёнкой, поэтому фюрер соблюдал строгую диету, за которой лично следил его повар. Но пару лет назад бывшая горничная Гитлера Элизабет Калхаммер рассказала журналистам, что по ночам, когда прислуга ложилась спать, фюрер пробирался на кухню и тайно поедал печенье и пирожные с кремом. По словам Калхаммер, специально для него повара готовили и оставляли перед сном на кухне «фюрерский пирог» с изюмом, яблоками и орехами.
Сытная ссылка Ленина

В семье будущего вождя распорядок дня был достаточно строгим: завтрак — в восемь утра (в праздники — в полдень). Обед в обычные дни — в два часа дня, а в праздники — в четыре. Ужин ежедневно накрывали в восемь-девять часов вечера. На столе регулярно появлялись овощные, крупяные и молочные супы, реже — щи и уха. Мясо обычно ели в варёном виде, рыбу — также варёной или копчёной. Кроме того, в ходу были молоко и куриные яйца, которые ели часто и в любом виде (яичница, омлет, вареные и т. д.). Культа хлеба в семье не было: в будние дни на обед ели только чёрный, а белый подавали к чаю или ужину.

Такой режим питания в целом благотворно сказывался на росших в семье детях, но как только будущий вождь лишился привычной домашней еды, поступив в Казанский университет, то практически моментально обзавёлся гастритом, из-за которого мучился впоследствии всю жизнь.

Как рассказывает известный исследователь разных видов кухни Вильям Похлебкин, «в конце 1895 года следует первый арест. В тюрьме гастрит Ленина вначале обостряется. Но регулярное русское тюремное питание (щи, каша) постепенно стабилизирует положение. И еще более благоприятные условия складываются для Ленина в ссылке.

Попав в Красноярске на частную квартиру с полным пансионом, т. е. с обильной русской кормежкой по четыре-пять раз в день и настоящим сибирским меню (щи грибные, телятина, рыба отварная, пироги, пельмени, шанежки, баранина с кашей и др.), Ленин восторженно пишет родным: „Живу хорошо, столом вполне доволен. О минеральной желудочной воде забыл и думать и, надеюсь, скоро забуду и ее название!“ Находясь в ссылке, почувствовал себя хорошо».
Laurel F, 2005 год

А из напитков Ленин больше всего любил чай, порой очень крепкий. В эмиграции иногда пил пиво, а по возвращении в Россию, по свидетельству Вячеслава Молотова, вино, но не увлекался этим.

Тульские дети, приехавшие к Толстому в гости в 1907 году, запомнили эту поездку не только потому, что они побывали в гостях у великого писателя, но и потому, что их там поили чаем.

Л. Н. Толстой в Ясной Поляне с детьми из Тулы. 1907 г.

Открытка (художник – Е. М. Бём).

Воспитанницы Смольного института благородных девиц в столовой.

Н. П. Богданов-Бельский. Именины учительницы. 1910 г.

К. В. Лемох Утро в швейцарской. 1874 г.

26 июня 1907 года (по старому стилю) в гости к Л. Н. Толстому приехали весьма многочисленные гости: целых 800 человек детей вместе с учителями. Целый день провели они с писателем, а перед отъездом их напоили чаем. Это важная деталь, хотя кто-то, может, и скажет: «Подумаешь, великое дело – чай!». Но на самом деле чай для тех гостей, которые приехали в тот день к Толстому, был довольно изысканным угощением. Сейчас нам, конечно, трудно себе представить, что в начале XX века для кого-то чай мог быть роскошью. Однако именно так оно и было.

Бесплатную поездку для детей рабочих Тулы в Ясную Поляну организовал Арий Давыдович Ротницкий – общественный деятель и педагог, один из первых организаторов и популяризаторов детского дошкольного воспитания в Тульской губернии. Его отцу-промышленнику очень хотелось, чтобы его сын стал инженером горного дела. Но его тянуло к детям рабочих и крестьян. Вот так сам он писал об этом: «Я хотел работать среди детей окраины, хотел сделать радостным детство этих пасынков державы Российской, вырвать их из темноты и духовной изоляции». В 1907 году он становится членом правления Тульского отдела охранения народного здравия.

В своих воспоминаниях Ротницкий писал о поездке в Ясную Поляну: «Всех объединяла идея поездки к Толстому с нашими питомцами и учениками. Написали Льву Николаевичу письмо, спрашивали, может ли принять детей. Он ответил согласием. Мы о поездке не распространялись, так как было известно, что по указанию властей духовенству и учителям запрещено с Толстым встречаться».

Гости к великому писателю наведывались часто, но, чтобы их приехало 800 человек, такого раньше не было! Целый день дети в Ясной Поляне провели на воздухе: купались, водили хоровод, играли, занимались физическими упражнениями под руководством великого писателя. Толстые встретили детей гостеприимно и радушно. Около дома поставили столы, скамейки, принесли самовары. Пили чай. По словам Софьи Андреевны «выпито было шестьдесят ведер чая». Конфеты, пряники, фрукты, орехи к чаепитию детям привез сосед Л. Н. Толстого, купец Е. П. Гоголев. За столом много шутили, смеялись, а потом всех сфотографировала Софья Андреевна.

Конечно же, дети и их учителя до конца жизни не забыли поездку и то, как их угощал чаем сам граф Толстой – и не только из-за Толстого, но и из-за самого чая. Для детей из деревни, отданных на обучение ремеслу портным, лавочникам, парикмахерам, булочникам, чай в то время был роскошью – тем большей, чем тяжелей был ежедневный труд. С 5-6 часов утра целый день они были на посылках, времени и на учебу не оставалось совсем, а ложились ученики позже всех. Им приходилось еще и по дому работать: наносить воды, наколоть дров, сбегать в лавку, да еще и смотреть за хозяйскими детьми.

Об их жизни мы знаем по рассказам писателей. В. А. Гиляровский в рассказе «Олсуфьевская крепость» писал: «холостые с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка – полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты. К шести часам кипел ведерный самоварище, заблаговременно поставленный учениками, которые должны были встать раньше всех и уснуть после всех. У всякого своя кружка, а то просто какая-нибудь банка. Чай хозяйский, а хлеб и сахар свой, и то не у всех. В некоторых мастерских мальчикам чай полагался только два раза в год – на Рождество и на Пасху, по кружке:

– Чтоб не баловались!»

Для мальчишек, которые не могли купить хлеб и сахар, хозяйский бесплатный чай был не только средством для утоления жажды, но и едой, недаром ведь говорили «откушать чаю», и приглашали на чай: «Пожалуйте кушать чай!». А чай в таких случаях, как свидетельствует тот же Гиляровский, это был всего лишь кипяток с заваренным для колера цикорием. Но и такого чая могло не быть. В рассказе Чехова отданный в ученье сапожнику Ванька Жуков писал своему деду Константину Макарычу: «А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают». А еще были и выволочки, и битье за малейшие нарушения.

Словом, для простых детей чай тогда был больше чем чай, и многие из них, вероятно, попробовав чая у Льва Толстого, могли бы повторить слова с дореволюционной открытки художницы Е. М. Бем: «Выпьем чайку – позабудем тоску!» Да и мы теперь, зная, чем был для них чай, иначе смотрим на картину Н. П. Богданова-Бельского, который изобразил детей и их учительницу за одним столом, и на картину К. В. Лемоха «Утро в швейцарской, на которой мы видим девчушку, забежавшую, видимо, в гости на чай.

Трудно было и тем, кто, обучаясь, питался за казенный счет. Приведем для примера строки из мемуаров воспитанницы Смольного института благородных девиц: «Трудно представить, до чего малопитательна была наша пища. В завтрак нам давали маленький, тоненький ломтик черного хлеба, чуть‑чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром, – этот крошечный бутерброд составлял первое кушанье. Иногда вместо зеленого сыра на хлебе лежал тонкий, как почтовый листик, кусок мяса, а на второе мы получали крошечную порцию молочной каши или макарон. Вот и весь завтрак». Порции еды были маленькими, утром и вечером полагалась еще одна кружка чаю и половина французской булки. Крошечные порции и плохое качество пищи объяснялись довольно просто: в Смольном, как и во всех казенных заведениях, процветало воровство. Известна фраза Николая I, приехавшего в институт с неожиданной проверкой: «Моих солдат кормят лучше…»

В городских условиях бедным людям, не имеющим средств для существования, бесплатно попить чаю и перекусить можно было в «народных столовых». Первую такую столовую открыли в Санкт-Петербурге в 1892 году. Меню в «народных столовых» было крайне однообразным, но к приготовлению пищи предъявлялись довольно высокие требования. В 1908 году таких столовых в городе было уже девять, кроме них открыли еще одну детскую столовую и одну студенческую. Открытие народных столовых стало распространенной формой благотворительности.

Особую категорию представляли столовые для бедных студентов. В них не подавали напитков, но за небольшую плату здесь можно было купить сытный обед. Налогов они не платили, и даже получали дотацию. В них было чисто и аккуратно, часто их содержала сама хозяйка и ее семья. Много таких столовых располагалось около учебных заведений: у Технологического института, у университета. По воспоминаниям Ф. Ф. Раскольникова, студента Санкт-Петербургского политехникума (ныне Санкт-Петербургского политехнического университета), в студенческой столовой в 1912 году за 4 копейки можно было купить тарелку кислых щей, за 8 копеек макароны, политые жидким салом. «Проглотив обед, я подсчитал деньги и увидел, что могу выпить чай: стакан чаю с лимоном стоил три копейки, а без лимона – две копейки. В соседней комнате на прилавке кипел медно-красный самовар, и девушка в белом халате и белом платочке приветливо протянула мне стакан жидкого желтоватого чая». Интересно отметить, что в то время в заведениях общественного питания хлеб был бесплатным, он грудами лежал кусками в глубоких тарелках. Взяв за деньги только чай, можно было есть хлеба сколько угодно и этим утолить голод.

У себя дома студенты вместо чая часто заваривали цикорий, круглая палочка которого четверть фунта весом стоила 3 копейки, и ее хватало на четверых дней на десять.

Княгиня М. К. Тенишева – общественный деятель, художник, педагог, меценат и коллекционер – основала в Петербурге художественную студию, которая располагалась в таком месте, где поблизости не было ни столовой, ни кондитерской, и чтобы не ходить далеко, многие студийцы голодали до вечера. На выручку им пришла сама Тенишева. «Я придумала, чтобы устранить это неудобство, устроить в особой комнате, рядом с мастерской, что-то вроде чайной, – вспоминала княгиня. – В двенадцать часов подавался огромный самовар с большим количеством булок. Вначале мои художники стеснялись пользоваться даровым чаем, отказывались под разными предлогами, некоторые даже удирали до двенадцати часов, но потом понемногу привыкли к этому обычаю, тем более что я приходила вначале сама с ними пить чай во время перемены, приглашая составить мне компанию».

Тенишева была не единственной, кто подкармливал своих студентов – например, известный художник С. И. Грибков, из чьей мастерской вышли многие замечательные художники, устраивал по праздникам для своих учеников вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только чай, пряники, орехи и танцы под гитару и гармонь.

В Ясную Поляну приезжают, чтобы проникнуться атмосферой, настроением места, где был создан роман «Война и мир», да и вообще, большая часть произведений Льва Николаевича Толстого . Но в усадьбе можно не только соприкоснуться с великим прошлым русской литературы, но и узнать, как жили помещики в XIX веке, как они ели, пили, спали, работали, отдыхали…

Ясная поляна — типичная усадьба помещика среднего класса. И именно этот средний класс дал нам Толстого, Тургенева , Чайковского … Тех людей, которые создали великую русскую культуру. Не высший, очень богатый класс людей (они в основном занимались меценатством), не бедный (тем приходилось выживать, и на творчество не оставалось возможностей), а именно средний класс дал нам тех, кем мы гордимся.

Предлагаем совершить гастрономическое путешествие по усадьбе и посмотреть, как жили, чем питались хозяева и где готовили для семьи Толстых.

Жизнь хозяйки

Самым главным человеком в хозяйственной жизни семьи была Софья Андреевна Толстая , урождённая Берс. Ничто в усадьбе не происходило без её ведома. Софья Андреевна знала всё: она определяла, что будет на обед и на завтрак, выдавала продукты, рассчитывала их количество, для чего на кухне было несколько весов, под её руководством делались запасы, она даже сама ездила в Тулу на рынок, чтобы выбрать продукты для семьи.

Софья Андреевна внимательно следила за поваром, проверяла, всё ли правильно он готовит. Ведь в случае чего краснеть перед гостями пришлось бы именно ей. Когда Лев Толстой стал вегетарианцем, Софья Андреевна следила за его рационом, ведь питание мужа должно было быть сбалансированным.

Софья Андреевна со своими сёстрами с самого детства училась вести хозяйство. Девочек обучали очень строго, с 9 лет сёстры Берс дежурили по дому. Сначала дежурства длились неделю, девочки вставали рано, ещё до уроков (которые никто не отменял, конечно), варили отцу кофе, занимались завтраком, проверяли все приготовления и так целый день выполняли все обязанности хозяйки. А в конце недели должны были сдать дежурство: все шкафы должны были оставаться в хорошем состоянии, сахар наколот, кофе намелен на неделю. Когда девочки стали постарше, то дежурили уже по месяцу.

Такое воспитание было обычным делом в дворянских семьях, ведь дочери рано или поздно выходили замуж и становились хозяйками в больших домах. Если же оставались в родительском доме, то всё равно вели хозяйство в нём.

Так что, когда Софья Андреевна вышла за Льва Николаевича и приехала в Ясную Поляну, все заботы были ей ясны и понятны, она была готова к такой жизни и всё же очень часто уставала так, что сил не оставалось даже пообедать.

Софья Андреевна была очень деятельным человеком, она считала, что счастье заключается в том, чтобы ни минуты не сидеть без дела. Конечно, её время занимали не только хозяйственные хлопоты. Самым важным были дети, их образование и воспитание, помогала она и мужу в его делах, занималась живописью и фотографией, причём современники говорили, что она была большая искусница в фотографическом деле. Виртуозно шила, замечательно вышивала.

К кулинарии Софья Андреевна относилась так же, как к творчеству. Софья Андреевна собирала рецепты всю жизнь, она записывала их, экспериментировала, добавляла новые ингредиенты. Рецепты стекались к ней отовсюду: например, из родительского дома Берсов Софья Андреевна привезла рецепт знаменитого Анковского пирога, который стал для Толстых символом домашнего уюта.

Софья Андреевна выписывала журналы по домоводству, обменивалась рецептами с соседками и подругами, расспрашивала хозяев, когда была в гостях. Она даже составила собственную поваренную книгу. И как человек творческий, увлекающийся живописью, она ещё и оформила её с большим вкусом. Рукописная поваренная книга Софьи Андреевны до сих пор хранится в музее в Хамовниках, в московском доме семьи Толстых.

На кухне в доме Толстых

Небольшая кухня, где готовились блюда для семьи, кажется, до сих пор хранит дух этой необыкновенной женщины. Здесь Софья Андреевна наблюдала за поваром, здесь готовились блюда по её рецептам.

Каждый день она составляла меню на день, отмеряла необходимое количество продуктов и выдавала их повару и кухарке. Каждый день Софья Андреевна оценивала качество приготовления.

Готовили в этой небольшой кухне в основном на чугунной дровяной плите, в соседнем помещении стояла русская печь, где пекли пироги и делали каши. Плита, хоть и кажется довольно привычным для нас предметом, была довольно сложна в обращении, для современного человека стало бы трудной задачей приготовить на ней обед. Ведь температура регулировалась количеством дров. Имело значение и то, какие это были дрова, например, самые лучшие и жаркие — берёзовые, а дрова из других пород дерева не давали такого жара. В плите были три духовых шкафа, а также резервуар для горячей воды, которая круглосуточно присутствовала на кухне.

Посуды на кухне Софьи Андреевны было довольно много. К сожалению, далеко не вся она сохранилась до наших дней, но то, что есть на кухне — именно те предметы, в которых готовили обеды для Толстых. Чугунные сковороды и медные кастрюли, венчики для взбивания яиц, формочки для желе, пирожных, была даже мясорубка с 18 ножами! Очень дорогая, американская, она стоила 4,50 — целое состояние по тем временам.

Весь кухонный инвентарь был добротным, не из дешёвых. И с удивлением можно заметить, что многое из того, что использовалось в XIX веке, помогает нам на кухне и сейчас. За исключением, конечно, электроприборов.

Всем этим богатством пользовался семейный повар Толстых — Николай Михайлович Румянцев. Он служил в семье с незапамятных времён, ещё при дедушке Льва Николаевича, князе Волконском. После него готовил Семён Румянцев, его сын. В постоянных помощниках у повара была кухарка, а если намечался большой приём гостей, то приглашали и других ассистентов.

Надо сказать, что Софья Андреевна была очень высокого мнения о своём поваре, она часто говорила, что только старые мастера из крепостных умеют так готовить.

Как Лев Толстой себе еду готовил

Но не всегда еду готовил повар. Бывали дни, когда сама Софья Андреевна вставала к плите. И даже Лев Николаевич Толстой готовил себе обеды. Это случалось, когда он оставался в усадьбе один — семья после покупки московского дома в Хамовниках проводила зимы в городе. Толстой же город не любил и часто оставался в Ясной Поляне.
В такие периоды он и готовил себе еду, даже пытался печь хлеб. Кулинарные эксперименты писателя заканчивались обычно неудачно. Дело в том, что Толстой вообще был равнодушен к еде, ему было всё равно, что съесть, лишь бы побыстрее вернуться обратно к работе. Он мог и задержаться за столом, но не ради еды, а ради беседы.

Самым любимым блюдом Толстого была овсянка — её-то он и варил на спиртовке и именно ею питался в те периоды, когда семья уезжала и забирала с собой повара. Умел Лев Николаевич и кофе себе сварить. Пожалуй, на этом список его фирменных блюд можно было закончить.

Толстой был сладкоежка. Он обожал сухофрукты, в доме не переводились финики и сушёные яблоки, с ними писатель и ел свою любимую кашу. А Софья Андреевна, когда уезжала в Москву, оставляла мужу большой запас овсянки и фиников.

Толстой и вегетарианство

Писатель считал, что смысл жизни каждого человека — в самосовершенствовании. И вегетарианство — только первый шаг на этом долгом пути. Но при этом писатель понимал, что заставить сделать этот шаг никого нельзя. Он не навязывал домашним собственных убеждений, но дочери последовали за отцом и тоже отказались от мяса. Сыновья же вегетарианцами не стали.

Конечно, Толстой рассказывал своим домашним о том, насколько полезно вегетарианство как для души, так и для тела. Ведь что такое мясоедение — это когда вы заставляете другого человека совершить убийство живого существа, чтобы вы могли съесть котлету. Главное — перебороть себя, отказаться от этой котлеты, и тогда вы никого не заставляете убивать.

Оранжереи, пчёлы и яблоневые сады

1860-70-е годы — период, когда Толстой страстно увлекался сельским хозяйством. Именно в это время в усадьбе появились фруктовые, яблоневые сады, которые начали приносить прибыль, тогда же Толстой занялся пасекой и пчёлами. В имении были большие оранжереи, где выращивались экзотические фрукты: персики, виноград, ананасы.
В 1867 году в Ясной Поляне случился пожар, и все ценные растения погибли. Это был сильный удар. Кое-что удалось восстановить, но Толстые остались без персиков и винограда. А вот ананасы выращивают в усадьбе до сих пор. Существует даже очаровательная традиция: каждый год, когда фрукты созревают, в усадьбу приглашают детей из детского сада в деревне и угощают их ананасами.

Во второй половине XIX века усадьба частично обеспечивалась продуктами собственного производства: мясо, молоко, некоторые фрукты и овощи. Но очень многое приходилось и закупать, например чай, кофе, сахар, макароны. На протяжении всего года Толстые покупали груши, апельсины и мандарины, растительное масло и вино. То есть уже не было речи о полностью натуральном хозяйстве.

Толстой, как и множество помещиков XIX века, очень много работал в своей усадьбе, он обеспечивал семью и делал это весьма успешно, и не только за счёт своих гонораров. Фруктовые сады, гречиха, рожь, клевер, семена тимофеевки (кормовой травы), лес, мёд — всё это были статьи дохода для Ясной Поляны.

До сих пор в усадьбе остались почти все хозяйственные постройки, сады, пасека, оранжереи. И если прогуляться по этим местам, то понимаешь, что дворянская жизнь XIX века — это вовсе не балы, обеды, прогулки и сентиментальные романы, а каждодневный тяжёлый труд для всех обитателей поместья, и хозяева-помещики — не исключение. Да, были красивые платья и прогулки по парку, но в основном жизнь помещиков была подчинена строгому расписанию, день начинался с рассветом, а заканчивался в темноте, ведь от хозяев зависели судьбы сотен жителей поместья.

Благодарим пресс-службу музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна», а также Галину Федосееву и Юлию Вронскую за помощь в подготовке материала.

Лев толстой пил. Любимые напитки писателей

Юлия Вронская Софья Толстая Илья Толстой

Когда в 1862 году 18-летняя Софья Берс вышла замуж за 34-летнего графа Льва Толстого, на яснополянской кухне уже «командовал парадом» повар Николай Михайлович Румянцев. В молодости он был крепостным музыкантом-флейтистом у князя Николая Волконского. Когда у Румянцева выпали зубы, его перевели в кухонные мужики. Для него это была, конечно, трагедия. Да и готовить бывший музыкант научился не сразу. Судя по дневникам Софьи Андреевны, она не всегда оставалась довольной стряпней повара Николая. В один из дней она записала: «Обед был очень дурен, картошка пахла салом, пирог был сухой, левашники, как подошва… Ела один винегрет и после обеда бранила повара». Но со временем Румянцев стал отменным кулинаром. Илья Львович, сын Толстых, вспоминает о его левашниках как о фирменном блюде. Повар начинял пирожки вареньем и надувал их с углов воздухом, за что левашники получили название «Вздохи Николая».

Так вот, когда Софья Андреевна только осваивалась в доме, однажды она зашла на кухню и увидела, что фартук повара был несвежий, посуда не очень чистая… Графиня тут же сшила для Николая белую куртку, колпак, фартук и приказала повару соблюдать чистоту на кухне. А еще Толстую шокировало, из какой посуды ела графская семья. Она сетовала, что, пока в дом не привезли ее приданого — серебряных столовых приборов, они были вынуждены есть простыми железными ложками и вилками. С непривычки юная графиня даже колола себе рот — настолько приборы были неудобны!

— Главный человек в доме — мама, — писал в своих воспоминаниях Илья Львович Толстой. — От нее зависит все. Она заказывает Николаю-повару обед, она отпускает нас гулять, она всегда кормит грудью кого-нибудь маленького, она целый день торопливыми шагами бегает по дому…

Правда, бывали случаи, когда ей самой все же приходилось становиться к плите — это происходило, когда повар напивался допьяна. Графине помогала жена Николая. Однажды они вдвоем готовили гуся, и Софья Андреевна писала: «Как же мне к концу готовки стал противен этот гусь. Я даже его и есть не могла!» Протрезвев, Николай просил прощения у Софьи Андреевны, и она, конечно же, прощала его.

Р асписание приемов пищи в доме Толстых было очень интересным. В шесть-семь утра (кто во сколько вставал) пили чай или кофе. Сытный завтрак, по нашим меркам, был очень поздним — в час дня. В это время завтракали все домашние, а Лев Николаевич выходил к столу даже позже.

Каждый день утром он ел одно и то же: яйца, овсяную кашу и простоквашу. Яйца вообще были любимым блюдом писателя. Он обожал их в разном виде.

Июль, 1908 год. Лев Толстой в кругу семьи и гостей. Автор фото Карл Булла

В шесть вечера Толстые обедали, а в восемь ужинали или просто пили чай с бисквитами, медом и вареньем.

Валентин Федорович Булгаков, друг и последний секретарь Толстого, вспоминал:

В час дня завтракали домашние. Часа в два или два с половиной, вскоре после окончания общего завтрака, когда посуда оставалась еще не убранной со стола, выходил в столовую Лев Николаевич, словоохотливый, оживленный, с видом успевшего что-то сделать и довольного этим человека. Кто-нибудь звонил или бежал сказать, чтобы подавали Льву Николаевичу завтрак, и через несколько минут Илья Васильевич Сидорков (слуга в доме Толстых) приносил подогревшуюся к этому времени овсянку и маленький горшочек с простоквашей — каждый день одно и то же. Лев Николаевич, разговаривая, ел овсянку, потом опрокидывал горшочек с простоквашей в тарелку и, топорща усы, принимался отправлять в рот ложки простокваши…

Вечерний чай — другое дело. Свечи на столе зажигались не всегда, и сидящие за столом довольствовались обычно скудным рассеянным светом, шедшим от расположенных вдали, в других углах комнаты, керосиновых ламп. Было уютно и просто. Садились где кто хотел. Угощение обычное: сухое (покупное) чайное печенье, мед, варенье. Самовар мурлыкал свою песню. И даже Софья Андреевна не распоряжалась, предоставив разливание чая кому-нибудь другому и подсев к столу сбоку в качестве одной из «обыкновенных смертных».

У Толстого был очень хороший аппетит. Он мог выпить в день до трех бутылок кефира, несколько чашек кофе, съесть пять яиц, приличное количество овсянки, рисового пюре, пирогов. Софья Андреевна постоянно переживала за здоровье мужа, его больной желудок. «Сегодня за обедом, — писала она в дневниках, — я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые… потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

1901 год. Дочь Толстого, Александра Львовна, назвала свое фото так: «За веселым завтраком»

Толстой был невозможным сладкоежкой. Софья Андреевна покупала сухофрукты, финики, орехи, курагу. И, конечно же, на чайном столе всегда красовалось и издавало божественный аромат знаменитое яснополянское варенье.

Варили его из яблок, крыжовника, абрикосов, дыни, вишни, сливы, персика. В крыжовенное и яблочное варенье всегда добавляли лимон и ваниль. В своих воспоминаниях граф писал о себе 11-летнем: «Я очень любил варенье, никогда не отказывался от него, и даже сам ухитрялся достать, когда мне не давали. Помню, раз мне дали немного варенья, но мне хотелось еще. Мне сказали, что нельзя. Я сам потихоньку пошел в буфет, где стояло незапертое варенье, и стал его таскать из банки в рот прямо рукой. Когда наелся, так у меня варенье было и здесь, и здесь, и здесь», — показывал он на себе, рассказывая эту историю детям.

Двор у дома. Экономка Дунечка варит варенье. Фото Софьи Андреевны Толстой

Толстой был довольно экономным хозяином, но иногда любил делать детям сюрпризы. И в 1879 году, вернувшись из Москвы, он поставил на стол огромный короб, в котором оказались разные плоды: гранаты, ананасы, кокосовые орехи, мандарины… Когда он доставал из ящика очередной фрукт, дети громко вскрикивали, потому что такую экзотику им видеть еще не приходилось! Софья Андреевна писала: «Лев Николаевич принес ножичек и, разрезая гранаты и другие фрукты, делил их детям. Это было очень трогательно и весело. Дети долго помнили и рассказывали этот эпизод».

В возрасте 50 лет граф стал вегетарианцем — он полностью отказался от мяса, но не от яиц и молочных продуктов. Новый образ жизни Толстого привлекал к нему людей, которые тоже экспериментировали с питанием. Однажды в Ясную приехал некий господин, который питался по новой диете — он ел раз в два дня. И навестить семью писателя его угораздило именно в такой день, когда есть ему не полагалось. Как назло, стол в этот день ломился от яств. Чудак сидел в стороне, а когда его приглашали к столу, скромно отвечал: «Спасибо, я ел вчера!»

Что касается спиртных напитков, то в семье Толстых любили самодельные настойки, рецепты которых сохранились в «Поваренной книге» Софьи Андреевны. Например, здесь есть травник семьи Толстых и померанцевая настойка, на стол также подавали сотерн (французское белое десертное вино), белый портвейн. Есть даже исторический анекдот об отношении Льва Николаевича к алкоголю, по которому точно можно сказать, что в этом плане граф ханжой не был. Этот анекдот приводит в своих воспоминаниях Иван Бунин: «Однажды я захотел подольститься ко Льву Николаевичу и завел разговор о трезвом образе жизни. Вот всюду возникают теперь эти общества трезвости… Он сдвинул брови: — Какие общества? — Общества трезвости… — То есть это когда собираются, чтобы водки не пить? Вздор. Чтобы не пить, незачем собираться. А уж если собираться, то надо пить!»

Кулинарные рецепты в «Поваренную книгу» записывали сама графиня и ее младший брат Степан Берс. Всего в ней 162 рецепта. Чуть ли не каждый рецепт в «Поваренной книге» связан с семейными традициями, имеет свою историю. В ней мы находим: «Яблочный квас Марии Николаевны» — младшей сестры Льва Николаевича; «Эликсир от зубной боли Пелагеи Ильиничны» — П. И. Юшковой, тетки Толстого по линии отца; «Лимонный квас Маруси Mаклаковой», близкой знакомой семьи Толстых; «Пастилу яблочную Марии Петровны Фет», жены поэта Афанасия Фета и т.д.

Особенно удавался ей сливочный пудинг, который готовили на Рождество. Блюдо обливали ромом, поджигали и, как пылающий факел, вносили в гостиную.

Особенно интересна судьба анковского пирога. Название этого лакомства связано с доктором медицинских наук, домашним врачом семьи Берс Николаем Богдановичем Анке. Он передал рецепт пирога теще Толстого Любови Александровне Берс, а та, в свою очередь, — дочери. Софья Андреевна научила готовить анковский пирог повара Николая. И с тех пор ни одно торжество в семье Толстых не обходилось без этого блюда. По словам Ильи Толстого, «именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки, Пасха без катания яиц».

Фото из архива музея-усадьбы «Ясная Поляна»

Рецепты из «Поваренной книги» Софьи Андреевны Толстой

Матлот

Утка с грибами

Пирог Анке

К нему начинка:

1/4 фунта масла растереть,

Степанова пирожное

Страдания на пустом месте

32 зуба и 33 несчастья

Рождение шедевра

К тому писателю Толстому, который возникает на страницах книги Дарьи Еремеевой «Граф Лев Толстой. Как шутил, кого любил, чем восхищался и что осуждал яснополянский гений», уже не получится относиться как к классику с известного портрета — с суровым взглядом и белой бородой. И даже, страшно сказать, может захотеться перечитать «Анну Каренину», «Хаджи-Мурата», «Войну и мир» — или прочесть их впервые. Потому что граф Толстой, оказывается, вовсе не тот, кем мы привыкли его считать — а удалец, культурист и человек с отменным чувством юмора.

В чем только не обвиняли Толстого критики, современники, журналисты — но ни один зоил не осмелился упрекнуть его в трусости, малодушии, чрезмерной осторожности. И в жизни, и в писаниях своих Толстой не боялся говорить, что думает, поступать, как велит совесть, а иной раз, словно из какой-то юношеской неуступчивости, говорил и поступал всем наперекор. Кроме того ему было в высшей степени свойственно то, что называли в то время «молодечеством».

Л.Н. Толстой. Фотография М. Абади. Фирма «Шерер, Набгольц и К°». 1854. Москва

Молодечество графа Толстого

На молодого Толстого часто «находил стих», и он мог, например, приехав со своим приятелем прокурором А.С. Оголиным в гости к мужу своей тетки Пелагеи Ильиничны Владимиру Ивановичу Юшкову и доложив о приезде, тут же поспорить, кто первый залезет на березу. «Когда Владимир Иванович вышел и увидал прокурора, лезущего на дерево, он долго не мог опомниться», — вспоминал об этом сам Толстой впоследствии.

Интересно, что игривость молодого Толстого странным образом сочеталась с робостью. В юности он был застенчив, считал себя некрасивым и даже «преувеличивал свою некрасивость», как утверждала его сестра Мария.

Задумав сделать предложение Соне Берс, он долго не решался, носил письмо-признание в кармане, советовал самому себе в дневнике: «Не суйся туда, где молодость, поэзия и любовь». И незадолго до признания, 10 сентября 1862 г., записал: «Господи! помоги мне, научи меня. — Опять бессонная и мучительная ночь, я чувствую, я, который смеюсь над страданиями влюбленных. Чему посмеешься, тому и послужишь».

Все же решившись сделать предложение, он настоял на том, чтобы свадьба была через неделю. Может быть, боялся передумать, зная свой противоречивый характер?

Об одной из ребячливых проделок молодого и влюбленного Толстого не без удовольствия вспоминает Софья Андреевна в книге «Моя жизнь»: «Помню раз, мы были очень веселы и в игривом настроении. Я все говорила одну и ту же глупость: „Когда я буду Государыней, я сделаю то-то“ Я села в кабриолет и кричу: „Когда я буду Государыней, я буду кататься в таких кабриолетах“. Лев Николаевич схватил оглобли и вместо лошади рысью повез меня, говоря: „Вот я буду катать свою Государыню“. Какой он был сильный и здоровый, доказывает этот эпизод».

Софья Андреевна не преувеличивала, Толстой действительно всю свою жизнь старался, как сказали бы теперь, «быть в форме». Он неплохо катался на коньках (как его Константин Левин), с юности любил верховую езду и турник, причем выполнял на нем сложнейшие упражнения, а на лошади до преклонных лет ездил быстро, перескакивая овраги и не замечая, как ветки хлещут его по лицу, так, что спутники едва поспевали за ним. Толстой был очень азартен, боролся с этим всю юность и все равно дорого (проданным на своз отчим домом) заплатил за свою горячность.

Толстой — о военных, солдатах, джигитах

Есть воспоминание полковника П.Н. Глебова в его «Записках» о пребывании Толстого в Севастопольском гарнизоне. «…Толстой порывается понюхать пороха, но только налетом, партизаном, устраняя от себя трудности и лишения, сопряженные с войною. Он разъезжает по разным местам туристом, но как только заслышит где выстрел, тотчас же явится на поле брани; кончилось сражение, — он снова уезжает по своему произволу, куда глаза глядят».

Глебов как истинный военный критикует некоторую безалаберность Толстого и его своенравие, не представляя, в какие литературные шедевры выльется этот «произвол» писателя. Важно не забывать также, что Толстой сам решил поехать в Севастополь и сам дважды подавал рапорт о переводе в крымскую армию, хотя мог бы это время «пересидеть» на Кавказе, где было безопаснее.

Толстой любил грубоватый солдатский юмор. В черновиках у него есть немало набросков солдатских разговоров. С сочувствующим юмором описано ухаживание солдат за «прекрасной докторшей» в «Войне и мире». «Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.

Да ведь вы без сахара? — сказала она, всё улыбаясь, как будто всё, чтό ни говорила она и всё, чтό ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.

Да мне не сахар, мне только чтоб вы помешали своею ручкой.

Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто-то.

Вы пальчиком, Марья Генриховна, — сказал Ростов, — еще приятнее будет.

Горячо! — сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.

Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.

Это моя чашка, — говорил он. — Только вложите пальчик, всё выпью».

Толстой, сам служивший, хорошо знал этот особый солдатский смех, усиливающийся перед лицом опасности, — смех, который может в любую минуту стать последним.

Изучая жизнь и творчество Толстого, становится очевидно, что он при всем его морализаторстве и призыве к непротивлению злу силой и умеренной жизни, любил бесшабашных, отчаянных, храбрых людей. В «Казаках» старый Ерошка — человек с бурным, полным риска и молодечества прошлым так наставляет в своей обаятельной непосредственной манере молодого Оленина, пишущего письмо:

«- Что кляузы писать? Гуляй лучше, будь молодец!

О писании в его голове не умещалось другого понятия, кроме как о вредной кляузе. Оленин расхохотался. Ерошка тоже. Он вскочил с пола и принялся показывать свое искусство в игре на балалайке и петь татарские песни».

Уже зрелый Толстой, с его сформировавшимся учением о непротивлении злу силой, вдруг берется за повесть «Хаджи-Мурат» и с увлечением над ней работает. И после десяти (!) редакций повесть постепенно становится гимном естественной жизни малых народов, отрицанием колониальной политики и любого деспотизма: как великодержавного российского, так и местного кавказского. Хаджи-Мурат симпатичен Толстому как цельная личность, воспитанная «естественно» — местом и временем, в котором он оказался, — его фигура очень гармонична, несмотря на непредсказуемость, хитрость, жажду мести и другие особенности характера горца.

Над кем и как смеялся Толстой

Но далеко не все молодцы и удальцы симпатичны Толстому. В «Набеге» дан тип офицера, по всей видимости, распространенный на Кавказе во время службы Толстого: «По его одежде, посадке, манере держаться и вообще по всем движениям заметно было, что он старается быть похожим на татарина. Он даже говорил что-то на неизвестном мне языке татарам, которые ехали с ним; но по недоумевающим, насмешливым взглядам, которые бросали эти последние друг на друга, мне показалось, что они не понимают его. Это был один из наших молодых офицеров, удальцов-джигитов, образовавшихся по Марлинскому и Лермонтову».

Толстой всегда чувствует «позу», попытку казаться, а не быть, и эти позирующие люди противопоставляются в «Набеге» бывалому солдату Хлопову, который высказывает простую и в то же время оригинальную мысль: «Храбрый тот, кто ведет себя как следует». Позже эта идея вернется и воплотится в образе знаменитого капитана Тушина в «Войне и мире» — с его истинной храбростью, в которой нет ни грамма пафоса, а только желание делать «как следует».

Насколько Толстой сочувствует простым солдатам, джигитам, настолько же он не любит похожих друг на друга светских молодых франтов — самовлюбленных и эгоистичных.

Эти франты, блестящие молодые (и не очень молодые) люди, ищущие приключений и выгодных партий, несут обман, раздор и искушения и потому нещадно высмеиваются Толстым. Единственный способ избавиться от подделки и пошлости — разоблачить ее, смеяться над ней. И здесь Толстому среди прозаиков нет равных. Никто не умел так иронично, доводя до абсурда, дать параллельно внешний и внутренний монолог, тайные мысли и желания, прикрытые приличиями и общими фразами его нелюбимых героев.

Ярчайший пример — краткое, но самозабвенное погружение светского карьериста Бориса Друбецкого и богатой стареющей невесты Жюли Карагиной в псевдоромантический образ. Позволю себе это удовольствие — процитировать хорошо известный пассаж.

«Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого — в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение.

„Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее, — подумал Борис. — А дело начато и должно быть сделано!“ Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: — Вы знаете мои чувства к вам! — Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого, и она получила то, чтò требовала.

Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы».

В «Анне Карениной» кокетливого Васеньку Весловского, заигрывавшего с беременной Кити, Константин Левин выдворяет из дома. В этой сцене Толстой почти доходит до гротеска: вряд ли в настоящей жизни помещик выпроводил бы из дома светского гостя на телеге с сеном, не нанеся ему смертельного оскорбления. Но с похотливым Васенькой Весловским Толстому хочется расправиться покрепче. И после неловкого изгнания чужого им человека все «…сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так что вечером про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как про давнишнее событие».

Толстой всю жизнь очень много ходил пешком. Уже будучи пожилым человеком, он несколько раз проделывал пешим весь путь из Москвы в Ясную Поляну. Евгений Попов — близкий Толстому по взглядам человек, педагог и переводчик, в одном из таких походов сопровождал писателя и вспоминал об этом: «Кажется, на пятые сутки мы были в Туле. Мы пошли в дом вице-губернатора Свербеева, с которым Лев Николаевич был хорошо знаком. Нас приняли радушно, накормили и поместили в комнате, где обычно жили два сына хозяина, морские кадеты. Утром, когда мы встали, Лев Николаевич заметил под кроватью огромные чугунные гимнастические гири, взял и хотел делать упражнения. Я испугался, что это будет вредно ему в его года, и запротестовал. Он положил гири, но сказал:

Что ж, ведь я, знаете, подымал одной рукой пять пудов».

Комментировать статью «Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства»

Еще по теме «Лев Толстой в молодости»:

И вот я сегодня просто заливалась от смеха. Хмелевская, Все красное- смеялась во весь голоч, даже перечитывая несколько раз) Но самое большое потрясение-посмеятся, это «Как закалялась сталь» читала после школы, и просто умирала от смеха.

любителям Достоевского. А накидайте мне пожалуйста идей, чем хорошо «Преступление и Толстой, Чехов читается и созвучен в чем-то, а в Достоевском не находится ничего близкого. Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства.

Что хотел сказать Толстой?. Музыка, книги, ТВ, кино. То, что Толстой (говорят) описал классическую зависимость от кокаина,морфия я позже прочитала. Лев Николаевич писал для своих современников, нам трудно понять их поступки, устремления и моральные догмы.

Мне казалось, что кавказские и вообще южные женщины, наоборот, довольно долго сохраняются и выглядят молодо. И если спросить шире — на ваш взгляд, какие женщины дольше сохраняют внешнюю… не знаю, свежесть, молодость — южные или северные. Может, негритянки?

Кроме Гёте, Шиллера, Льва Толстого и Цицерона. Как например мнение Льва Толстого, которому-де «в Ясной Поляне было «очевидно»: все Пока солженицын добрался до этой темы, её успели тщательно подкорректировать — и в союзе и в Ликвидацией беспорядков(разгоном…

Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. В » Анне Карениной » кокетливого Васеньку Весловского, заигрывавшего с беременной Кити, Константин Левин выдворяет из дома. Навеяно новым сериалом «Война и мир». Я думаю, такая порочность…

Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. К содержанию. Над кем и как смеялся Толстой. Но далеко не все молодцы и удальцы Ярчайший пример — краткое, но самозабвенное погружение светского карьериста Бориса В » Анне Карениной…

Посмотрите другие обсуждения на тему «кто еще как толстой украл чужую сказку и переделал ее» «Девочка и разбойники». Эту сказочку написал такой именитый дядька, как Лев Николаевич Толстой. Итак, что же там у девочки с разбойниками?

Лев — еврейское имя? Сразу скажу, что никакого национализма и в помине. Просто интересна история имени, если кто знает. Долго носилась с этим именем, мне оно очень нравится и мужу. А потом нам знакомые сказали, а зачем вы ребёнку хотите дать еврейское имя, он же у вас…

Лев Толстой. — посиделки. О своем, о девичьем. Обсуждение вопросов о жизни женщины в семье, на работе, отношения с мужчинами. Вообще Толстого не люблю и не уважаю, но раз в пятилетку возникает мысль «ведь что-то же в нем находят люди?» и пытаюсь найти сама.

Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. К содержанию. Над кем и как смеялся Толстой. Но далеко не все молодцы и удальцы Ярчайший пример — краткое, но самозабвенное погружение светского карьериста Бориса В » Анне Карениной…

Лев Толстой рассказ «Косточка». Мальчик сьел сливу, а сказал папе что не ел. Толстой — мастер, который умеет скрыть от читателя свое истинное отношение к персонажам. Вы, конечно, знаете, что Толстой не любил женщин, подобных Анне Карениной, а таких, как Наташа…

Как-то уж так повелось, что в мире с чьей-то легкой руки закрепился стереотип: мы не можем жить без алкоголя, а русские — это горькие пьяницы, пьянство — их традиция, которая заложена в крови, в генах и передается по наследству.
Да чего греха таить, мы и сами порой не прочь похвалиться этим, якобы врожденным, «достоинством». А впрочем, все выглядит иначе. Совсем в недалеком прошлом -25-35 лет тому назад — мы были по сравнению с другими пьющими народами самыми непьющими и пьянство никогда не было у нас таким уж распространенным явлением.
Примечателен в этом плане ответ лауреата Ленинской премии академика Ф.Г. Углова корреспонденту журнала «Смена» (№ 10, 1985). На вопрос «Насколько серьезно такое ваше утверждение: «Алкоголизм несет гибель и деградацию, разрушение всех моральных устоев, физическое и психическое вырождение». Читаешь — мороз по коже! Не слишком ли, имея тысячелетний опыт «пития на Руси», вы сгущаете краски? Не сочтите за глупую шутку, но вроде бы все мы выпиваем, и ничего — развиваемся, не стоим на месте?» Федор Григорьевич ответил: «Во-первых, откуда вы взяли, что мы пьем столько лет? Это очевидная ложь. Да, мне приходится слышать: зачем вести борьбу с пьянством, если русские пили и будут пить и пьянство — чуть ли не русская болезнь. Весьма опасная ложь! Есть наша история, и есть статистика. И мы имеем статистические данные, начиная с 1750 года, хотя есть цифры и более ранние. Среднее потребление алкоголя на душу населения в России было самым низким среди крупных стран мира.
Во-вторых, если взять такой показатель, как средний мировой уровень потребления алкоголя, то в России и этот показатель всегда был в 2-5 раз меньше, нежели в других странах. Эти данные собраны за двести последних лет. Факт, что Россия никогда не была первой в потреблении алкоголя, неопровержим!
В-третьих, нелишне вспомнить историю нашего Отечества. Почти 500 лет, с XIII по XVIII век, Россия находилась в кольце агрессии со стороны Германии, Литвы, Турции, Швеции, Польши. В те годы мирное время было короткой передышкой. Где же тут русским людям пить? Да и кто мог себе позволить пить крепкие напитки? Князья, бояре, богатые люди, а народ, миллионы простых людей не знали алкоголя, а если и позволяли себе, то только в престольные праздники».
Пьянство никогда не поощрялось на Руси.
Еще в «Житии» Феодосия Печерского, основателя Киево-Печерской лавры, упоминается о том, что психически больных считали действительно больными, монастырь заботился об «убогих калеках» и о «бесноватых», в то время как пьяницами пренебрегали, они преследовались религией: «Бесный страждет неволею и добудет вечныя жизни, а пьяный… добудет себе вечныя муки».
Алкогольные напитки знали еще древние славяне. Так в летописях, былинах, песнях можно встретить описание пиров и воспевание напитков. «Руси есть веселие пити, не может без того быти», — читаем в одной из древнерусских летописей слова киевского князя Владимира. Но пьянство среди русичей в былые времена было мало распространено. Изготовление спиртных напитков было делом дорогостоящим, а это значит, что простым людям они были не по карману. Бедняки причащались от случая к случаю, по большим праздникам, да и напитки употребляли слабоградусные: пиво, брагу, мед. Вспомним былинное: «мед-пиво пили». Вот почему алкогольные напитки в народе назывались «княжескими».
Злоупотребление крепкими напитками в массовых масштабах в России наблюдается только с XVI века, когда начала распространяться хлебная водка и царь Иван Ш сделал попытку монополизировать производство и продажу алкогольных напитков (1552 год). Были учреждены «царевы кабаки» — сначала первый большой кабак для опричников в Москве, а при Иване Грозном — и по всей России. В них продавались вино, мед, пиво, водка. Пить цареву водку считалось большой честью. Затем эти кабаки были реорганизованы в «кружечные дворы» — не более одного в городе или в дворцовом селе. В 1652 году для ограничения пьянства, его последствий было установлено: «Продавать водку по одной чарке человеку, а больше той указанной чарки одному человеку не продавать, и на кружечные дворы и близко двора питухам сидеть и питье давать им не велено».
Во время постов, а также по воскресеньям, средам и пятницам вино не отпускалось вовсе.
При Петре I алкоголикам вешали на шею чугунную медаль с надписью «За пьянство». Вес ее был 23 фунта.
Пагубное влияние на распространение пьянства в России оказала введенная в 1795 году откупная система. Откупщик обязывался покупать у казны водку, а потом продавать ее населению. Так назначенный сверху продавец спиртного (целовальник) сменился частным лицом (откупщиком), который, получив монополию на продажу водки, занялся спекуляцией, спаивал население, выкачивая из него последние гроши. Тем более что указом Екатерины II откупщикам позволялось открывать кабаки — сколько угодно и где угодно. Царице принадлежат слова: «Пьяным народом легче управлять».
Спаивание народа вызвало большое недовольство масс. По стране прокатилась мощная волна антиалкогольных бунтов. Начали создаваться общества трезвости, принимавшие решения о воздержании от употребления вина.
В связи с широким распространением пьянства в России в середине XIX века возникает стихийное движение народных масс за трезвость, организуются неофициальные общества трезвости. Но не поддержанное государством это стихийное движение быстро заглохло…
Первое в России общество трезвости официально было учреждено в 1874 году в селе Дейкаловка Полтавской области.
Распространение пьянства в царской России стало общественным бедствием, ибо несло в себе опасность духовного и физического вырождения народа. Но оно было выгодно царскому правительству, помещикам и капиталистам. Недаром прогрессивные деятели XIX века называли бюджет царской России «пьяным бюджетом». В.М. Бехтерев писал по этому поводу: «Не может подлежать сомнению влияние алкоголя на вырождение населения, на развитие хилости потомства вообще и на увеличение детской смертности в семьях алкоголиков. Проистекающий отсюда вред должен сказаться на увеличении смертности населения и ослаблении его здоровья вообще». Именно В. М. Бехтерев призывал к настойчивой борьбе с алкоголизмом в интересах сохранения здоровья населения.
В конце прошлого столетия началось массовое антиалкогольное движение русской интеллигенции — учителей, врачей, писателей. Во главе их стоял великий русский писатель, обличитель всех язв русской жизни Лев Николаевич Толстой, который был убежден, что «большинство злых дел совершается в пьяном состоянии». Л.Н. Толстой говорил: «Мне кажется, когда я вижу пьющего человека, что он играет острым оружием, которым может каждую минуту обрезаться… Пьяный человек делает много того, что он никогда бы не сделал трезвый». Толстой был яростным противником пьянства, не пил сам и всячески боролся с этим злом. Его перу принадлежит 13 статей на антиалкогольные темы. «Вино губит телесное здоровье людей, — писал он, — губит умственные способности, губит благосостояние семей и, что всего ужаснее, губит душу людей и их потомство, и, несмотря на это, с каждым годом все больше и больше распространяется употребление спиртных напитков и происходящее от него пьянство. Заразная болезнь захватывает все больше и больше людей: пьют женщины, девушки, дети. И взрослые не только не мешают этому, но, сами пьяные, поощряют их. И богатым, и бедным представляется, что веселым нельзя иначе быть, как пьяным или полупьяным, представляется, что при всяком важном случае жизни: похоронах, свадьбе, крестинах, разлуке, свидании — самое лучшее средство показать свое горе или радость состоит в том, чтобы одурманиться и, лишившись человеческого облика, уподобиться животному.
И что удивительнее всего, это то, что люди гибнут от пьянства и губят других, сами не зная, зачем они это делают. В самом деле, если каждый спросит себя, для чего люди пьют, он никак не найдет ответа. …И не вкусно вино, не питает, и не крепит, и не греет, и не помогает в делах, и вредно телу и душе — и все-таки столько людей его пьют, и что дальше, то больше. Зачем же пьют и губят себя и других людей? «Все пьют и угощают, нельзя же и мне не пить и не угощать», — отвечают на это многие, и, живя среди пьяных, эти люди точно воображают, что все кругом пьют и угощают. Но ведь это неправда. Если человек вор, то он будет водиться с ворами, и будет ему казаться, что все воры. Но стоит ему бросить воровство, и станет он водиться с честными людьми и увидит, что не все воры. Так же и с пьянством» (Собр. соч: В 22 т. — М, 1984 — Т. 17. — С. 136-137).

Желавшие поступить в созданное Львом Толстым в 1887 году первое в России влиятельное общество трезвости должны были подписать следующую декларацию, написанную рукой самого Льва Николаевича: «Ужасаясь перед тем страшным злом и грехом, которые происходят от пьянства, мы нижеподписавшиеся порешили: во-первых, для себя никогда не пить пьяного – ни водки, ни вина, ни пива, ни мёда и не покупать и не угощать ничем пьяным других людей; во-вторых, по мере сил внушать другим людям, и особенно детям, о вреде пьянства и о преимуществах трезвой жизни и привлекать людей в наше согласие. Просим всех согласных с нами заводить себе такой же лист и вписывать в него новых братьев и сестёр и сообщать нам. Братьев и сестер, изменивших своему согласию и начавших опять пить, просим сообщать нам об этом. Первые записавшиеся братья и сёстры:…».

Первым в «Согласие против пьянства» записался сам Л.Н.Толстой, за ним последовали выдающиеся русские живописцы И.Е.Репин, Н.Н.Ге-младший, известный путешественник Н.Н.Миклухо-Маклай и многие другие (всего под декларацией Л.Н.Толстого подписались более семисот сорока человек). Одним из единомышленников русского классика, разделявшим его трезвеннические взгляды, являлся известный казанский общественный деятель, автор неоднократно переиздававшейся брошюры «Вино для человека и его потомства – яд» А.Т.Соловьёв, о котором Л.Н.Толстой сказал в одном из разговоров, что «мы с А.Т. первые в России начали за последнее время борьбу с пьянством». Высоко ценивший трезвеннический энтузиазм А.Т.Соловьёва граф оказал ему активное содействие в антиалкогольной издательской деятельности, рекомендовав брошюру Александра Титовича известному издателю И.Д.Сытину. В дальнейшем – в 1892 году – А.Т.Соловьёв и его сподвижники основали ставшее впоследствии знаменитым «Казанское Общество Трезвости», а в 1905 году на его базе была создана первая местная право-монархическая организация – Казанский отдел «Русского Собрания», которую также возглавил А.Т.Соловьёв.

28 апреля 1913 года прошёл Первый всероссийский праздник трезвости, охвативший несколько сот городов и деревень Российской Империи. Причём, в Казани, благодаря «Казанскому Обществу Трезвости», первые трезвеннические праздники отличались особым размахом и торжественностью.
На смену откупной системе распространения алкогольных напитков пришла акцизная. Право изготавливать спиртные напитки предоставлялось помещикам и заводчикам. На рынке водочные изделия облагались акцизным сбором (налогом). Эта реформа совпала с временами развития промышленного производства водки. Цены на спиртное снизились, началось невиданное доселе употребление алкоголя. Это наложило свой отпечаток на отношение к спиртному, ускорило формирование алкогольных привычек.
В 1894 году правительство вновь установило государственную винную монополию. И хотя она была введена якобы для сокращения пьянства, на самом же деле преследовались исключительно финансовые цели.
Потребление алкоголя стало обретать все более общий характер. Тем более что винная монополия не исключала домашнего приготовления спиртного. В отдельных случаях (свадьбы, поминки) разрешалось варить пиво, брагу, медовые и другие напитки. При этом семья была обязана выпить все в течение 3-4 дней, что часто порождало многолюдные попойки. Потребление алкоголя по случаю таких событий (да и без поводов) постепенно превратилось в социальную норму, сформировало своеобразную «культуру» «питейного» дела.
В стране начали злоупотреблять суррогатами алкоголя: пили лак, политуру, денатурат. Широкий размах приняло самогоноварение, что наносило огромный ущерб экономике государства, так как изводилось огромное количество зерна.
Настойчивую борьбу против распространения пьянства и алкоголизма вели русские врачи.
Очень серьезным и опасным врагом оказался алкоголь для Октябрьской революции. Зато великую роль в ее защите сыграла трезвость. Алкоголь выступил сообщником контрреволюции. «Петроград, — писал управделами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич, — был затоплен шквалом пьяных разгромов». У Ленина в связи с этим событием есть такие строки: «…буржуазия идет на злейшие преступления, подкупая отбросы общества и опустившиеся элементы, спаивая их для целей погромов…» (Пол. собр. соч. — Т. 35. — С. 156). Специальный комитет по борьбе с погромами вынужден был ввести в Петрограде осадное положение и применить против погромщиков красный террор. 100 «абсолютно надежных членов партии — для несения службы комиссаров» составили ядро комитета, главной силой которого были гельсингфорские моряки. Все они руководствовались клятвой: «Смерть тому, кто не выполнит товарищеского зарока не пить!» Погромы были быстро ликвидированы.
Первым декретом Советской власти был Декрет о мире, вторым — Декрет о земле, но мало кто знает, что третьим декретом от 8 ноября 1917 года был Декрет о «сухом законе» в нашей стране.
Еще в 1914 году Госдумой России был принят «сухой закон», который просуществовал 11 лет и был отменен в 1925 году. Затем к этому закону вернулись в 1985 году, в годы перестройки, повлекшей за собой еще более тяжелые последствия: токсикоманию, наркоманию и др.
Но мировая практика свидетельствует, что введение «сухих законов» неизбежно порождало массовое самогоноварение, контрабанду и нелегальную продажу спиртных напитков. То же самое случилось и в России после введения в 1914 году запрета на продажу спиртных напитков. В 1924 году, накануне отмены запрета на продажу спиртных напитков, в стране было зарегистрировано 233 446 очагов самогоноварения.
«Сухие законы», как запретные меры, бессильны до тех пор, пока не пробудится общественное мнение.
«Избавится человек от пьянства не тогда, когда он будет лишен возможности пить, а тогда, когда он не станет пить, хотя бы в его комнате стояло бы вино и он чувствовал его запах». В этих словах Льва Николаевича Толстого — вся сложность воспитания убежденного трезвенника.
Борьба с алкоголизмом является одной из важнейших проблем современности. В книге «У опасной черты» С.Н. Шевердин, как бы подытоживая историю развития питейных традиций человечества, пишет, что в истории всех народов, которым привелось в связи с началом земледелия и гончарного производства неожиданно познакомиться с хмельными напитками, проявляется следующая закономерность. Первоначально — в течение нескольких тысячелетий — опьянение и опьяняющие жидкости почитаются. Потом возникает специальное производство алкогольных напитков — большее, чем нужно для обрядов. Появляется возможность для наживы и торговли вином. Становится возможным и пьянство, нарушающее установленную регламентацию. Только тогда и начинается борьба — с заметным опозданием, потому что употребление алкогольных жидкостей крепко укоренилось и освятилось. Из законодательных актов против алкогольных эксцессов, по-видимому, наиболее древний закон китайского императора Ву Вонга (1220 год до н.э.). Итак, алкоголепотреблению — 7-8 тысяч лет. Борьба же с пьянством в два с лишним раза моложе. Притом это борьба только с эксцессами злоупотребления, а не с самим опьянением. Да и велась она разными, далеко не лучшими методами. У некоторых народов методы борьбы были очень жестокими, но результатов они давали мало. В Спарте, например, специально спаивали рабов, а потом в безобразном состоянии выставляли их на публичное обозрение, пытаясь таким образом вызвать отвращение к вину. В Древнем Риме был закон, по которому разрешалось умеренно употреблять вино только лицам, достигшим тридцатилетнего возраста. Женщинам пить вино запрещалось совсем.
В 1536 году французский король Франциск I издал закон, по которому пьяницы приговаривались в первый раз к тюремному заключению, во второй раз — к розгам, в третий — к публичному сечению. Если и это не помогало, виновному отрезали уши и изгоняли за пределы Франции.
В Древнем Египте перед пирующими ставили человеческий скелет, дабы напомнить о смерти…
Наряду с этим опьянение долгое время почиталось и отнюдь не какими-то отсталыми невеждами. Можно привести множество восторженных признаний вину, прозвучавших в устах выдающихся мыслителей, гуманистов, поэтов прошлого, которых недопустимо даже заподозрить в сознательном одурманивании народа. Например, шотландский народный поэт Роберт Берне (1759-1796) писал в песне, знаменательно озаглавленной «Всесилье бутыли»:
Так пусть не стоят наши кружки пустые,
Мы выпьем, наполним и снова подымем
За то, чтобы вечно забота с нуждою
Смывались бесследно живою водою!
Да, великий поэт, восхваляя прелести опьянения и веселья (особенно в своей знаменитой балладе «Джон Ячменное Зерно»), еще не знал обратной стороны медали этих «прелестей». Мы же познали ее. Эпидемия алкоголизма и наркомании с наибольшей силой вспыхнула в последние 20-25 лет. Вспыхнула и приобрела такой размах, что закрывать на эту проблему глаза больше нельзя.

Интересные факты из жизни писателя: как недоверие к врачам помогло появиться на свет шедевру…

Я знаю в жизни только два действительные несчастья: угрызение совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол.

Лев Толстой

Можно сколько угодно потешаться над простым фактом, но слова Ленина о Льве Толстом прочно прописались в нашем сознании. В любом разговоре о самом масштабном русском писателе со стопроцентной вероятностью всплывут чеканные ленинские определения: «Какая глыба! Какой матёрый человечище!»

Напор и магия слов таковы, что качества писателя переносятся на человека по имени Лев Николаевич. Богатырь! И здоровье его, надо полагать, тоже богатырское.

Страдания на пустом месте

Но за скобками остаётся главное — как именно Толстой ко всему этому пришёл. Обычно говорят о том, что упомянутые успехи — плод длительных духовных поисков и раздумий.

В принципе верно. Нужно только внести одно уточнение: Лев Николаевич думал не столько о высокой духовности, сколько о самых низменных материях вроде элементарного выживания. Потому что здоровье его было, мягко говоря, не на высоте.

Вот выписка из справки, данной армейским госпиталем и фиксирующей состояние здоровья подпоручика артиллерии Льва Толстого:

«Телосложения среднего, сухощав. Несколько раз был болен воспалением лёгких с ревматическим страданием в руках и ногах. Установлено также сильное биение сердца, сопровождаемое одышкою, кашлем, беспокойством, тоскою, обмороками и сухим треском, маскирующим дыхание.

С верх сего, вследствие отверделости печени, оставшейся после крымской лихорадки, аппетит его слабый, пищеварение неправильное с упорными запорами, сопровождаемыми приливами крови к голове и кружением в оной. При сырой погоде появляются летучие ревматические боли в конечностях».

Толстому, который бравировал своей «близостью к народу», этот способ не годился категорически. Вот что он заносит себе в дневник:

«Вырос на глазу ячмень исполинского размера. Мучает меня так, что совершенно лишился всех чувств. Не могу есть и спать. Плохо вижу, плохо слышу, плохо нюхаю и даже очень поглупел».

Написано с таким мастерством, что поневоле проникаешься сочувствием к больному. Но вот как реагировали на эту хворь окружающие, например декабрист Михаил Пущин:

«Мы все очень довольны его страданиями, страданиями потешными и забавными: для своего пустяшного ячменя он три раза посылал за доктором ».

В произведении английского писателя Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки» главный герой начинает читать медицинский словарь и по мере чтения обнаруживает у себя все упомянутые там болезни, кроме родильной горячки.

Такое впечатление, что англичанин был коротко знаком с русским классиком: отношения между Толстым и медициной строились точно по такому же шаблону.

32 зуба и 33 несчастья

Вот далеко не полный список того, чем «страдал» Лев Николаевич, не достигший, к слову, ещё и 30 лет.

Кровавый понос с резью, сыпь непонятного происхождения, крапивная лихорадка, изжога, сердечные приливы, боль в пояснице, горле и печени одновременно, кашель сухой и мокрый, мигрень с рвотой, боли и опухоль в паху, насморк, ревматизм, желудочные расстройства, варикозное расширение вен, чесотка и геморрой.

И это ещё цветочки. Потому что помимо «всякой мелочи» он вполне серьёзно подозревал у себя туберкулёз, эпилепсию, сифилис, язву желудка и, наконец, рак головного мозга.

Разумеется, по каждому поводу вызывались доктора. Разумеется, все они, не найдя ничего из вышеперечисленного, были объявлены шарлатанами: «Невежды, страшные болтуны, ничего не смыслят в своём деле, пользы от них никакой, сплошное враньё ».

Самое забавное в том, что одно вполне настоящее недомогание у него действительно было. Кариес и пародонтоз, прогрессирующие с ужасающей скоростью. Первые записи вроде «Увеличился флюс, опять простудил зубы, которые не дают спать, целый день болели зубы » появляются, когда ему было 22 года. И в ближайшие 11 лет это становится лейтмотивом писательского дневника.

Там он провёл полтора месяца, и проблема решилась сама собой. Толстой пишет об этом так: «Зубы поломались ». В действительности это значило, что из полагающихся 32 зубов у него в строю осталось всего 4.

Не нужно быть врачом, чтобы понять — жить с такой катастрофой во рту весьма затруднительно. Все близкие советуют Толстому вставить «фальшивые» зубы. Тщетно. Свои 4 оставшихся пенька Лев Николаевич гордо проносит до конца жизни.

У того с зубами было, пожалуй, похлеще, чем у Толстого. Тот же кариес, пародонтоз и дикие постоянные боли. Но плюс к тому уверенность в том, что именно эта боль даёт вдохновение и обеспечивает его плодовитость как автора. Уверенность была настолько сильной, что, когда выпал последний зуб, Андерсен действительно утратил возможность писать.

Рождение шедевра

Удивительно, но это помогло. Правда, довольно странным образом.

Как раз в начале 1860‑х гг. Лев Николаевич работал над главным произведением своей жизни — романом-эпопеей «Война и мир». Произведение в очередной раз забуксовало. Зубная боль, которая была до того просто фоном, внезапно обострилась. До такой степени, что Толстой чуть ли не впервые серьёзно прислушался к советам докторов. А именно — внял постулату, что 99 болезней из 100 происходят от переедания и прочих излишеств.

Сберегая оставшиеся зубы, он отказался от мяса, стал питаться протёртыми супчиками, кашами и киселями: «Воздержание в пище теперь полное. Ужинаю очень умеренно. На завтрак — овсяная каша ». Но и этого показалось мало: «Стал пропускать ужин. Вернулся к строгой диете. Каждый день обтираюсь мокрым полотенцем» .

Недели через две роман сдвинулся с мёртвой точки. А своё общее состояние писатель впервые за много лет охарактеризовал так: «Избыток и сила мысли. Свеж, весел, голова ясна, работаю по 5 и 6 часов в день. Случайность это или нет?»

Вот слова его жены, Софьи Андреевны Толстой:

«О физическом своём здоровье Лев Николаевич очень заботился, упражняясь гимнастикой, поднимая гири, соблюдая пищеварение и стараясь быть как можно более на воздухе. А главное, страшно дорожил своим сном и достаточным количеством часов сна ».

Последнее особенно ценно. Неизвестно, кто запустил в обиход совершеннейшую нелепицу — дескать, Толстой спал по 4 часа в сутки и этого ему вполне хватало. Старший сын писателя, Сергей Львович, говорит о распорядке дня отца другое:

«Спать он ложился около часу ночи, вставал ближе к девяти утра». Получается, на сон у Толстого уходило 7-8 часов — ровно столько, сколько советуют современные сомнологи.

Какой напиток пил лев толстой. История и этнология

Дарья Еремеева

Я стал, как собака, принюхиваться, где сильнее пахнет, и нашел-таки ягоду, — сказал он».

А ведь по-настоящему ему бы надо подлететь к нам и сесть на плечо. Да так и будет».

Лев Толстой с женой Софьей.

Что это? — спросила тетенька.

Но мы ведь теперь знаем характер этого петуха. Он для нас уже личность, а не провизия. Как же его резать?

Повар Семен петуха все-таки зарезал».

Издательство «Бослен», Москва, 2017

Интересные факты из жизни писателя: как недоверие к врачам помогло появиться на свет шедевру…

Лев Толстой

Можно сколько угодно потешаться над простым фактом, но слова Ленина о Льве Толстом прочно прописались в нашем сознании. В любом разговоре о самом масштабном русском писателе со стопроцентной вероятностью всплывут чеканные ленинские определения: «Какая глыба! Какой матёрый человечище!»

Страдания на пустом месте

32 зуба и 33 несчастья

Вот далеко не полный список того, чем «страдал» Лев Николаевич, не достигший, к слову, ещё и 30 лет.

Рождение шедевра

Удивительно, но это помогло. Правда, довольно странным образом.

Вот слова его жены, Софьи Андреевны Толстой:

Лев Толстой с крестьянскими детьми в Ясной Поляне. Фотография Томаса Тапселя. 1909 год

Как не убить ребенка соской

«Спора нет, дело ясно. И не может ни мать сунуть соску своему детищу, если она не хочет его смерти, ни отец допустить то, что его ребенок лежит в зыбке с тряпкой во рту, с той тряпкой, от которой половина детей должна умереть. Не то отец, всякий добрый человек, войдя в дом и увидя ребенка с соской, дол-жен вынуть ее изо рта младенца и сказать матери про то зло, которое делает эта соска.
Соска убила на Руси людей больше, чем чума и холера и все болезни. Надо воору-житься против нее и помогать друг другу уничтожить ее».

Из заметки Льва Толстого «О соске» в брошюре доктора Егора Покров-ского «Об ухо-де за малы-ми детьми»

Что делать, если перебрал

«Человек, выпивший накануне бутылку вина, стакан водки или две кружки пива, нахо-дится в обычном состоянии похмелья или угнетения, следующего за возбуждением, и потому в умственно подавленном состоянии, которое уси-ливается еще курением. Для того чтобы человек, курящий и пьющий постоян-но и умеренно, привел мозг в нормальное состояние, ему нужно пробыть по край—ней мере неделю или более без употребления вина и курения. Этого же почти никогда не бывает».

Из статьи Льва Толстого «Для чего люди одурманиваются?», предисловие к книге доктора Петра Алексеева «О пьянстве»

Какие шляпки носить в каких случаях

«Увы! Вы заблуждаетесь, что у вас есть вкус Письмо адресовано Валерии Арсеньевой (1836-1909) — соседке Толстых. Лев Николае-вич некоторое время ухаживал за ней, в 1856 году даже подумывал жениться, писал регулярно длинные письма, но отношения остались дружескими и не переросли во что-то более серьезное. . Т. е., может быть, есть, но такту нет. Например, известного рода наряды, как голубая шляпка с белыми цветами, пре-красна; но она годится для барыни, ездящей на рысаках в аглиц-кой упряжке и входящей на свою лестницу с зеркалами и камелиями; но при изве-стной скромной обстановке… извозчичьей кареты и т. д. эта же шляпка риди-кюль-на Смешна (от фр. ridicule). , а уж в деревне в тарантасе и говорить нечего».

Как есть печеный картофель

«Толстой обожал печеный картофель. Интересно было смотреть, как он его ел. Сначала насыпал на тарелку небольшую кучку соли, клал около нее кусок сли-вочного масла, затем брал из миски, накрытой белой салфеткой, большую кар-тофелину с румяной корочкой, разрезал пополам. Чтобы не обжечь пальцы, клал одну ее половинку на угол салфетки, облегавшей его грудь, и всё время держал ее перед собой в левой руке. В правой держал чайную ложку, которой отламывал на тарелке кусочек масла, и ею же прикасался к соли. После этого ложкой вынимал из кожуры кусочек картофеля, дул на него, чтобы остудить, и затем съедал. Так, с превеликим удовольствием, он съедал три картофелины».

Из книги Нины Никитиной «Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной Поляне»

Что делать, если хочется писать

«Когда вам хочется писать — удерживайте себя всеми силами, не садитесь сей-час же. Советую вам это по личному опыту. Только тогда, когда невмоготу уже терпеть, когда вы, что называется, готовы лопнуть, — садитесь и пишите. На-вер-ное, напишете что-нибудь хорошее».

Из дневника литератора, общественного деятеля Александра Жиркевича « Встречи с Толстым»

Что делать, если уж начал

«Пиши 1) начерно, не обдумывая места и правильности выражения мыслей; 2) раз переписывай, исключая все лишнее и давая настоящее место каждой мыс-ли, и 3) раз переписывай, исправляя неправильности выражений».

Из дневника Льва Толстого, 1853 год

Что делать, если уж начал — 2

«Конечно, бросить! Я это всем говорю из начинающих. Это мой обычный совет. Не такое теперь время, чтобы писать. Нужно дело делать, жить примерно и учить на своем примере жить других. Бросьте литературу, если хотите послу-шаться старика. Мне что ж! Я скоро умру… Но вам, начинающим, незачем тра-тить попусту время и развращаться».

Как одеваться, если ты из провинции

«…Есть известные женщины, почти вроде Щербачевой Щербачева — тетка Валерии Арсеньевой. , и даже гораздо хуже, которые в этом роде élégance Изящество (фр.). ярких цветов, взъеро-шенных куафюр и все-го необыкновенного — горностаевых мантилий, малиновых салопов и т. д. — все-гда перещеголяют вас, и выхо-дит только то, что вы похожи на них. И де-вуш-ки, и женщины, мало жившие в больших городах, всегда ошибаются в этом. Есть другого рода élégance — скромная, боящаяся всего необыкновен-ного, ярко-го, но очень взыскательная в мелочах, в подробностях, как башмаки, воротнич-ки, перчатки, чистота ногтей, аккуратность прически и т. д., за кото-рую я стою горой, ежели она не слиш-ком много отнимает заботы от серьез-но-го, и кото-рую не может не любить всякий человек, любящий изящное. Élégance ярких цве-тов еще простительна, хотя и смешна, для дурносопой То есть невзрачной. барышни, но вам, с ва-шим хорошеньким личиком, непростительно этак заблуждаться. Я бы на ва-шем месте взял себе правилом туалета — простота, но самое строгое изящество во всех мельчайших подробностях».

Когда следует жениться

«„Каких лет следует жениться и выходить замуж?“ Таких лет, чтобы не успеть влюбиться ни в кого прежде, чем в свою жену или мужа».

Запись Льва Толстого для семейного яснополянского «Почтового ящика» « Летом… у нас устраивался Почтовый ящик. Висел он на площадке… и в него каждый опускал свои произведения: стихи, статьи и рассказы, написанные в течение недели на зло-бы дня. По воскресеньям все собира-лись в зале у круглого стола, ящик торже-ственно отпирался, и кто-нибудь из старших, часто даже сам папа, читал его вслух» (Илья Толстой. «Мои воспоминания»). , из воспоминаний Ильи Толстого, сына писателя

Как быть счастливым

«Я живу прекрасно и могу смело рекомен-довать всем следующий и единст-вен-ный рецепт для этого: готовиться умереть. Чем более готов умереть, тем лучше жить, тем легче и расстаться с жизнью, и оставаться в ней».

Из письма Льва Толстого двоюродной тетке Александре Толстой, 1888 год

Лев Толстой за работой в кабинете. Фотография Владимира Черткова. Ясная Поляна, 1909 год Государственный музей Л. Н. Толстого / russiainphoto.ru

Как понять непонятное

«Для того чтобы понять всякую книгу, необходимо выделить из нее всё вполне понятное от непонятного и запутанного и из этого выделенного понятного со-ста-вить себе понятие о смысле и духе всей книги, и тогда на основании впол-не понятного выяснить для себя места не вполне понятные и запутанные. Так мы читаем всякого рода книги».

Как стать хорошей женой

«Помогай вам Бог, мой голубчик, идите вперед, любите, любите не одного ме-ня, а весь мир Божий, людей, природу, музыку, поэзию и всё, что в нем есть прелестного, и развивайтесь умом, чтобы уметь понимать вещи, которые до-стойны любви на свете. Любовь — главное назначение и счастье на свете. Хотя, что я скажу, нейдет вовсе к нашему разговору, но вот еще великая причина, по которой женщина должна развиваться. Кроме того, что назначенье женщи-ны быть женой, главное ее назначенье быть матерью, а чтоб быть матерью, а не маткой (понимаете вы это различие?), нужно развитие».

Из письма Льва Толстого Валерии Арсеньевой, 1856 год

Как жить свободно

«Хочешь жить спокойно и свободно — не приучай себя к лишнему, а сколько можешь отучай себя от того, без чего можешь обойтись».-

Лев Толстой. «Путь жизни», 1910 год

Как правильно смешить людей

«Когда кто-нибудь из нас рассказывал что-нибудь такое, что должно было казаться смешным или остроумным, и сам при этом смеялся, отец [Лев Тол-стой] говорил: „Есть три сорта рассказчиков смешного: низший сорт — это те, которые во вре-мя своего рассказа сами смеются, а слушатели не смеются; средний сорт — это те, которые сами смеются, и слушатели тоже смеются, а высший сорт — это те, которые сами не смеются, а смеются только слуша-тели“. Вообще он советовал, когда рассказываешь что-нибудь такое, самому не смеяться, а то вдруг у слуша-телей сделаются скучные лица, и станет неловко».

Из книги Сергея Толстого «Очерки былого»

Как использовать ум на полную мощность

«1) Что назначено непременно исполнить, то исполняй, несмотря ни на что. 2) Что исполняешь, исполняй хорошо. 3) Никогда не справляйся в книге, ежели что-нибудь забыл, а старайся сам припомнить. 4) Заставь постоянно ум твой действовать со всею ему возможною силою. 5) Читай и думай всегда громко. 6) Не стыдись говорить людям, которые тебе мешают, что они мешают; снача-ла дай почувствовать, а ежели он не понимает, то извинись и скажи ему это».

Из дневника Льва Толстого, 1847 год

Как выйти из затруднительной ситуации

«Л[ев] Н[иколаевич] как-то еще сказал: „Когда вам рассказывают про затрудни-тельное сложное дело, главным образом про чьи‑нибудь гадости, отвечайте на это: вы ва-рили варенье? Или: хотите чаю? — и всё. Много зла происходит от так называемых выяснений обстоя-тельств, или отношений“».

Как учить языки

«Учится языкам он [Толстой] очень ориги-нально: он берет Евангелие на незна-комом ему языке и, пока прочитывает, научается всё понимать».

Из книги Александра Гольденвейзера «Вблизи Толстого»

Как правильно спорить

«Чтобы спорить и из спора выходил плод, нужно, чтобы спорящие смотрели в од-ну и ту же сторону, чтоб цель у них б[ыла] одна (истина). Надо уяснить себе, что каждый хочет доказать. И если окажется, что или один ничего не хо-чет доказать (очень обыкновенно), или что цели, побуждающие спорить споря-щих, совершенно различны, то спор тотчас же следует прекратить. Это надо выяснить примером».

Из дневника Льва Толстого, 1889 год

Что делать, если не нравится обстановка

«Во всяком случае нужна решительность. Ежели, несмотря на все эти выгодные условия, вам нехорошо там, где вы живете, постарайтесь устроить лучше. Поез-жайте за границу, выдьте замуж, подите в мона-стырь, заройтесь в деревню, но не будьте ни секунды в нерешительности. Это самое тяжелое и даже вред-ное состояние».

Как лучше соображать

«Помню, как трудно мне было понять дроби. Нетерпеливый голос папа [Льва Толстого] только ухудшал дело.
— Две пятых и три пятых — сколько будет?
Я молчу.
Папа возвышает голос:
— Две булки и три булки — сколько будет?
— Пять булок, — едва слышным голосом говорю я.
— Прекрасно. Ну, а две пятых и три пятых — сколько будет?
Но все напрасно. Я опять молчу. Слезы навертываются на глаза, и я готова раз-реветься. Я боюсь ответить, что две и три пятых будет пять пятых и что это равно единице. Мне это кажется слишком простым.
Папа замечает мое состояние и смягчается.
— Ну, попрыгай!
Я давно знаю эту его систему и потому, ничего не расспрашивая, встаю со сту-ла и, с невысохшими еще слезами на глазах, мрачно прыгаю на одном месте. И правда, мысли мои проясняются, и, когда я опять сажусь за занятие, я знаю несомненно, что две пятых и три пятых составляют пять пятых, что равняется одной единице».

Из воспоминаний Татьяны Сухотиной-Толстой

Отношения с едой у великого русского классика были весьма противоречивыми.

Поесть Толстой любил. Регулярно переедал и регулярно себя за это корил: «Много слишком ел за обедом (обжорство)» . Однако, пытаясь воздержаться от греха чревоугодия, он неизбежно начинал себя жалеть: «Я утром не ел до обеда и очень ослабел».

Супруга писателя — Софья Толстая — в дневниках жаловалась на мужа:

Сакральным блюдом в был так называемый «анковский пирог», или «пирог Анке». Домашний врач Толстых, Николай Анке, поделился рецептом пирога с тещей графа, Любовью Берс, которая и передала его дочери. Дочь же, то есть Софья Толстая, научила готовить пирог с толченым сахаром и лимонами повара Николая. Сын Толстого Илья писал, что «именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки» .

Кстати, повар Николай Румянцев в жизни Льва Толстого появился раньше, чем супруга Софья. Начало его кулинарной карьеры было весьма нестандартным: в молодости Румянцев был крепостным флейтистом у князя Николая Волконского. Потом его перевели в кухонные мужики, и поначалу готовил он отвратительно. Софья писала: «Обед был очень дурен, картошка пахла салом, пирог был сухой, левашники как подошва… Ела один винегрет и после обеда бранила повара» . Но, как известно, терпенье и труд все перетрут. Левашники, которые в тот злосчастный вечер были «как подошва», стали фирменным блюдом Румянцева. Это были пирожки с вареньем, которые с уголков надувались воздухом, за что в быту назывались «вздохами Николая».

ВЫДЕРЖКА ИЗ ЧАСТНОГО ПИСЬМА ПО ПОВОДУ ВОЗРАЖЕНИЙ НА СТАТЬЮ «ЖЕНЩИНАМ».

Призвание всякого человека, мужчины и женщины, в том, чтобы служить людям. С этим общим положением, я думаю, согласны все не безнравственные люди. Разница между мужчинами и женщинами в исполнении этого назначения только в средствах, которыми они его достигают, т. е. чем они служат людям.

Мужчина служит людям и физической работой — приобретая средства пропитания, и работой умственной — изучением законов природы для побеждения ее, и работой общественной — учреждением форм жизни, установлением отношений между людьми. Средства служения людям для мужчины очень многообразны. Вся деятельность человечества, за исключением деторождения и кормления, составляет поприще его служения людям. Женщина же, кроме своей возможности служения людям всеми теми же, как и мужчина, сторонами своего существования, по строению своему призвана, привлечена неизбежно к тому служению, которое одно исключено в области служения мужчины.

Служение человечеству само собой разделяется на две части: одно — увеличение блага в существующем человечестве, другое — продолжение самого человечества. К первому призваны преимущественно мужчины, так как они лишены возможности служить второму. Ко второму призваны преимущественно женщины, так как исключительно они способны к нему. Этого различия нельзя, не должно и грешно (т. е. ошибочно) не помнить и стирать. Из этого различия вытекают обязанности тех и других, обязанности не выдуманные людьми, но лежащие в природе вещей. Из этого же различия вытекает оценка добродетели и порока женщины и мужчины — оценка, существовавшая во все века и теперь существующая и никогда не перестанущая существовать, пока в людях был, есть и будет разум.

Всегда было и будет то, что мужчина, проводящий большую часть своей жизни в свойственном ему многообразном физическом и умственном общественном труде, и женщина, проводящая большую часть своей жизни в свойственном исключительно ей труде рождения, кормления, и возращения детей, будут одинаково чувствовать, что они делают то, что должно, и будут одинаково возбуждать уважение и любовь других людей, потому что оба исполняют свое, то, что предназначено им по их природе.

Призвание мужчины многообразнее и шире, призвание женщины однообразнее и уже, но глубже, и потому всегда было а будет то, что мужчина, имеющий сотни обязанностей, изменив одной, десяти из них, остается не дурным, не вредным человеком, исполнив большую часть своего призвания. Женщина же, имеющая малое число обязанностей, изменив одной из них, тотчас же нравственно падает ниже мужчины, изменившего десяти из своих сотни обязанностей. Таково всегда было общее мнение и таково оно всегда будет, потому что такова сущность дела.

Мужчина для исполнения воли Бога должен служить ему и в области физического труда, и мысли, и нравственности: он всеми этими делами может исполнить свое назначение. Для женщины средства служения Богу суть преимущественно и почти исключительно (потому что кроме нее никто не может этого сделать) — дети. Только через дела свои призван служить Богу и людям мужчина, только через детей своих призвана служить женщина.

И потому любовь к своим детям, вложенная в женщину, исключительная любовь, с которой совершенно напрасно бороться рассудочно, всегда будет и должна быть свойственна женщине-матери. Любовь эта к ребенку в младенчестве есть вовсе не эгоизм, а это есть любовь работника к той работе, которую он делает в то время, как она у него в руках. Отнимите эту любовь к предмету своей работы, и невозможна работа. Пока я делаю сапог, я его люблю больше всего. Если бы я не любил его, я бы не мог и работать его. Испортят мне его, я буду в отчаянии, но я люблю его так до тех пор, пока работаю. Когда сработал, остается привязанность, предпочтение, слабое и незаконное.

То же и с матерью. Мужчина призван служить людям через многообразные работы, и он любит эти работы, пока их делает.

Женщина призвана служить людям через своих детей, и она не может не любить этих своих детей, пока она их делает, до 3-х, 7-ми, 10 лет.

По общему призванию — служить Богу и людям — мужчина и женщина совершенно равны, несмотря на различие в форме этого служения. Равенство в том, что одно служение столь же важно, как и другое, что одно немыслимо без другого, что одно обусловливает другое и что для действительного служения как мужчине, так женщине одинаково необходимо знание истины, без которого деятельность как мужчины, так и женщины становится не полезной, но вредной для человечества. Мужчина призван исполнять свой многообразный труд, но труд его тогда только полезен, и его работа, и физическая, и умственная, и общественная, тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя истины и блага других людей. Как бы усердно ни занимался мужчина увеличением своих удовольствий, праздным умствованием и общественной деятельностью для своей пользы, труд его не будет плодотворен. Он будет плодотворен только тогда, когда будет направлен к тому, чтобы уменьшить страдания людей от нужды, от невежества и от ложного общественного устройства.

То же и с призванием женщины: ее рождение, кормление, возращение детей будет полезно человечеству только тогда, когда она будет выращивать не просто детей для своей радости, а будущих слуг человечества; когда воспитание этих детей будет совершаться во имя истины и для блага людей, т. е. она будет воспитывать детей так, чтобы они были наилучшими людьми и работниками для других людей.

Идеальная женщина, по мне, будет та, которая, усвоив высшее миросозерцание того времени, в котором она живет, отдается своему женскому, непреодолимо вложенному в нее призванию — родит, выкормит и воспитает наибольшее количество детей, способных работать для людей, по усвоенному ей миросозерцанию.

Для того же чтобы усвоить себе высшее миросозерцание, мне кажется, нет надобности посещать курсы, а нужно только прочесть Евангелие и не закрывать глаз, ушей и, главное, сердца.

Ну, а те, у которых нет детей, которые не вышли замуж, вдовы? Те будут прекрасно делать, если будут участвовать в мужском многообразном труде. Но нельзя будет не жалеть о том, что такое драгоценное орудие, как женщина, лишилось возможности исполнять ей одной свойственное великое назначение.

Тем более, что всякая женщина, отрожавшись, если у ней есть силы, успеет заняться этою помощью мужчине в его труде. Помощь женщины в этом труде очень драгоценна, но видеть молодую женщину, готовую к деторождению и занятую мужским трудом, всегда будет жалко. Видеть такую женщину — всё равно, что видеть драгоценный чернозем, засыпанный щебнем для плаца или гулянья. Еще жалче: потому что земля эта могла бы родить только хлеб, а женщина могла бы родить то, чему не может быть оценки, выше чего ничего нет, — человека. И только она одна может это сделать.

Примечания

«Частное письмо» это было написано Толстым 17—18 апреля 1886 г. В. Г. Черткову. В нем сначала сообщается о недовольстве С. А. Толстой появлением в «Русском богатстве» трех толстовских легенд, затем о радости, испытанной Толстым от общения с людьми, сближающимися с истиной, далее выражается удовлетворение по поводу того, что Л. Е. Оболенский, редактор журнала «Русское богатство», хорошо защитил его от нападок на него за его взгляды на призвание женщины и на науку. Тут же выражается недоумение, почему можно бранить барынь с локонами и нельзя дурно отзываться о женских курсах, оспаривается взгляд, по которому женщины должны одинаково любить своих и чужих детей. Вслед за этим, со слов: «Призвание всякого человека, и мужчины и женщины» и до конца письма речь идет о различии труда мужчин и женщин.

Статья «Женщинам», о которой упоминается в заглавии, — последняя глава обширной статьи «Мысли, вызванные переписью», появившейся впервые в печати в 1886 г., в XII томе пятого издания сочинений Толстого, и во всех последующих изданиях печатавшейся под заглавием „Отрывок из статьи: «Так что же нам делать?»“

По поводу главы «Женщинам» А. М. Скабичевским в № 91 газеты «Новости» за 1886 г. была напечатана резкая, почти издевательская заметка «Граф Л. Н. Толстой о женском вопросе», в которой критик попутно осуждал Толстого и за его взгляды на науку и искусство. В ответ на эту заметку Л. Е. Оболенский напечатал в 4-й книжке «Русского богатства» за 1886 г. статью «Лев Толстой о женском вопросе, искусстве и науке (По поводу заметки г. Скабичевского)», в которой взял Толстого под свою защиту.

В связи с полемикой Оболенского со Скабичевским, а также, видимо, в связи с нападками на Толстого в обществе по поводу его взглядов на женский вопрос Толстой еще раз и высказался по этому поводу в письме к Черткову.

Вслед за получением письма В. Г. Чертков сделал выписку из него, начиная с того места, где письмо утрачивает характер личного обращения и до конца, и, передав ее Толстому при свидании с ним, просил его разрешения напечатать ее. 22—23 апреля Толстой писал Черткову: «Выписку о женском труде я еще пересмотрю и тогда напишу».

Вскоре однако Толстой решил отправить эту выписку Л. Е. Оболенскому для напечатания ее в «Русском богатстве», В сохранившемся начале неотосланного письма к нему Толстой в середине мая 1886 г. писал: «Сейчас видел Черткова. Он мне передал выписку из письма моего. Я просмотрел ее и посылаю вам. Напечатайте, если найдете годящимся». Однако выписка была несколько задержана с отсылкой, видимо, для более тщательной ее отделки. Она напечатана была в №№ 5—6 «Русского богатства» за 1886 г. под заглавием „Труд мужчин и женщин. Выдержка из частного письма по поводу возражений на статью «Женщинам»“. В собрания сочинений Толстого статья эта стала входить начиная с шестого издания 1886 г. и в той же редакции, какая напечатана была в «Русском богатстве», но с сокращенным заглавием (слова «Труд мужчин и женщин» были выпущены).

Эта редакция от текста самого письма отличается, помимо того что в ней опущено всё начало письма до слов: «Призвание всякого человека, и мужчины и женщины, в том, чтобы служить людям», еще исправлением нескольких фраз. Исправления эти, впрочем, ничего существенно нового не вносят и сводятся лишь к сглаживанию стилистических шероховатостей или к уточнению высказанных мыслей. Так, фраза: «Разница между мущинами и женщинами въ исполненiи этаго назначенiя есть большая по средствамъ, которыми они служатъ людямъ» — исправлена так: «Разница между мущинами и женщинами въ исполненiи этого назначенiя только въ средствахъ, которыми они его достигаютъ, т. е. чемъ они служатъ людямъ». Фраза: «Мущина служитъ людямъ и физическимъ, и умственнымъ, и нравственнымъ трудомъ» исправлена и распространена: «Мущина служитъ людямъ и физической работой — приобретая средства пропитанiя, и работой умственной — изученiемъ законовъ природы для побежденiя ея, и работой общественной — учрежденiемъ формъ жизни, установленiемъ отношенiй между людьми». Фраза: «Мущина призван исполнять свой многообразный трудъ, но трудъ его только тогда полезенъ и его работа (хлебъ пахать или пушки делать), и его умственная деятельность (облегчать жизнь людей или считать деньги), и его религiозная деятельность (сближать людей или петь молебны) тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя высшей доступной человеку истины» исправлена так: «Мущина призванъ исполнять свой многообразный труд, но трудъ его тогда только полезенъ, и его работа, и физическая, и умственная, и общественная тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя истины и блага другихъ людей». Очевидно, новая редакция последней фразы обусловлена была в первую очередь не соображениями цензурного характера, а тем, что при вторичном обдумывании этой фразы Толстой со своей точки зрения не мог не усмотреть в ней известной двусмысленности: делать пушки, считать деньги, петь молебны — всё это, по его взгляду, ни при каких условиях человек не может считать полезной и плодотворной работой.

В таком же роде и другие исправления.

В книжке «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого», вышедшей в издании «Свободного слова» (Christchurch, 1901) В. Г. Чертков опубликовал отрывки из письма к нему Толстого в первоначальной редакции, также начиная со слов: «Призвание всякого человека…», но с пропуском нескольких заключительных фраз в двух последних абзацах (стр. 75—78).

Так как Толстым к печати предназначался им самим выправленный текст «Выдержки» в редакции, опубликованной в «Русском богатстве», то этот именно текст и печатается в настоящем издании.

Сноски

349. А не Л. Е. Оболенскому, как ошибочно указывает A. Л. Бем в «Библиографическом указателе творений Л. Н. Толстого», Лгр., 1926, стр. 81. Напечатано в т. 85, стр. 345—349.

350. Том 85, стр. 351.

Лев Толстой: вымысел или правда?

Был ли Толстой всегда таким серьёзным и хмурым, как на портретах? Правда, что он был очень сильным физически? Любил ли он животных? Действительно ли он одевался как крестьянин? Насколько строго он придерживался вегетарианства?

Ответы на все эти вопросы даёт Дарья Еремеева, экскурсовод, старший научный сотрудник Государственного музея Л.Н. Толстого, а также автор книги «Граф Лев Толстой. Как шутил, кого любил, чем восхищался и что осуждал яснополянский гений». На Московской книжной выставке-ярмарке она выступила с лекцией о писателе.

И вот пять мифов и рассказ о том, как же всё было на самом деле.

Миф 1: Лев Толстой был очень серьёзным, хмурым и суровым

На самом деле: мы привыкли воображать Льва Толстого хмурым, если не угрюмым стариком с белой бородой, в толстовке и сапогах. Скульпторы, живописцы и биографы прежде всего пытались создать образ «великого старца» – мудреца, моралиста, писателя-эпика, человека очень серьёзного. И на фотографиях он не улыбается – разве что на нескольких малоизвестных. А между тем мало кто знает, что «он смеялся, как смеются очень молодые существа, безудержно, прерывая иногда смех стонами изнеможения, всем телом раскачиваясь взад и вперёд, смеялся до слёз…» Это слова его дочери Александры Львовны, и подобных воспоминаний о весёлом Толстом много. Умел он и пошутить. Есть забавный рассказ писателя Ивана Алексеевича Бунина о том, как Лев Николаевич ещё в 1890-х годах обескуражил однажды приезжавшего проповедника трезвости, который уговаривал его организовать общество трезвенников. «Да для чего же?» – «Ну, чтобы собираться вместе…» – «И притом не пить?» – «Да». – «Такое общество не нужно. Если вы не хотите пить, так вам не к чему собираться. А если уж соберётесь, так надо выпить».

Миф 2: Лев Толстой был страстным охотником и не ценил жизнь животных

На самом деле: Толстой действительно был страстным охотником. Тот, кто читал сцены охоты в «Войне и мире» и «Анне Карениной», понимает, что так живо и естественно описать её мог только тот, кто сам умел идти по следу зайца, стрелять вальдшнепов, травить волков и даже добивать раненых птиц самым что ни на есть охотничьим способом – воткнув им в глаз перо. Толстой таким и был большую часть своей жизни. Вообще, побывавшему на войне охота кажется детской забавой. Однако после «духовного перелома» писатель не только перестал охотиться, но и сделался вегетарианцем, дойдя в своей жалости ко всему живому до того, что порой, заметив в кабинете мышку в мышеловке, отрывался от работы, спускался со второго этажа, выходил в сад и выпускал её на волю. Толстой любил показывать внукам шрам от зубов медведицы у себя на лбу и рассказывать о случае на охоте, заканчивая его словами о том, что «всё живое хочет жить».

Миф 3: Толстой одевался как крестьянин

На самом деле: распространён миф, что Толстой ходил в крестьянской одежде, да ещё босым (благодаря, в частности, художнику Илье Репину, изобразившему писателя босиком на портрете 1901 года, что, кстати, вызвало негативную реакцию Толстого). На самом деле если бы он действительно хотел носить крестьянскую одежду, то надевал бы косоворотку из грубого холста – но нет, ему шили на заказ одежду из дорогой тонкой шерсти или шелка (а на этой к тому же пришиты очень дорогие в то время перламутровые пуговицы). Если его блузы и напоминают чем-то крестьянские, то только тем, что просты и свободны по форме и не стесняют движений. Например, художники носили что-то подобное. Такие блузы появились в гардеробе писателя с середины 1870-х годов и позднее получили название «толстовки», потому что их стали носить последователи писателя – толстовцы. Выкройки как таковой не было, шились они на глазок крестьянками или самой Софьей Андреевной. Иногда их заказывали у портных.

Миф 4: Толстой был очень сильным

На самом деле: Лев Николаевич и правда был физически очень сильным и здоровым человеком. Чтобы представить, что это значит в действительности, достаточно такого примера: когда ему было за семьдесят, отдыхая в Крыму, он переболел одновременно тифом, воспалением лёгких и малярией, выздоровел и после этого прожил ещё почти десять лет, тогда как только от одной из этих болезней люди того времени обычно умирали.

Он регулярно делал гимнастику, был прекрасным наездником (хотя считал это барством и хотел оставить верховые прогулки), уже в возрасте за шестьдесят освоил велосипед; в течение всей жизни катался на коньках. При этом не любил врачей и его единственным самолечением была физкультура. В спальне всегда лежали гантели. Граф подымал одной рукой пять пудов и всю жизнь очень много ходил. Уже будучи пожилым человеком, он несколько раз проделывал пешком весь путь из Москвы в Ясную Поляну.

Об одной из ребячливых проделок молодого и влюблённого Толстого не без удовольствия вспоминает Софья Андреевна в книге «Моя жизнь»: «Помню раз, мы были очень веселы и в игривом настроении. Я всё говорила одну и ту же глупость: «Когда я буду Государыней, я сделаю то-то». <…> Я села в кабриолет и кричу: «Когда я буду Государыней, я буду кататься в таких кабриолетах». Лев Николаевич схватил оглобли и вместо лошади рысью повёз меня, говоря: «Вот я буду катать свою Государыню». Какой он был сильный и здоровый, доказывает этот эпизод».

Софья Андреевна не преувеличивала, Толстой действительно всю свою жизнь старался, как сказали бы теперь, быть в форме. Он неплохо катался на коньках (как его Константин Левин), с юности любил верховую езду и турник, причём выполнял на нём сложнейшие упражнения, а на лошади до преклонных лет ездил быстро, перескакивая овраги и не замечая, как ветки хлещут его по лицу, так, что спутники едва поспевали за ним.

Миф 5: Лев Толстой был вегетарианцем

На самом деле: Толстой действительно придерживался вегетарианства. Одно время он жил в Ясной Поляне с несколькими близкими и друзьями, которые согласились перейти с ним на диету без мяса. Связанный с этим забавный случай описала его младшая дочь Александра со слов её тетки: «Т.А. Кузминская рассказывала, как один раз она ездила в Ясную Поляну проведать «отшельников», как она говорила. Тётенька любила покушать, и, когда ей давали только вегетарьянскую пищу, она возмущалась и говорила, что не может есть всякую гадость, и требовала мяса, кур. В следующий раз, когда тётенька пришла обедать, к удивлению своему, она увидела, что за ножку стула была привязана курица и рядом лежал большой нож.

– Что это? – спросила тётенька.

– Ты хотела курицу, – отвечал Толстой, едва сдерживая смех, – у нас резать курицу никто не хочет. Вот мы тебе всё и приготовили, чтобы ты сама могла это сделать».

Софья Андреевна не разделяла увлечения Толстого вегетарианством. Из письма сестре Татьяне после очередной ссоры с мужем: «Все эти нервные взрывы, и мрачность, и бессонницу приписываю вегетарианству и непосильной физической работе. Авось он там образумится. Здесь топлением печей, возкой воды и проч. он замучил себя до худобы и до нервного состояния». Во время тяжёлой болезни Льва Николаевича в 1901 году в Крыму жена его даже пошла на хитрость и подливала больному мужу мясной бульон в его вегетарианский суп. Как дочь врача она была убеждена в пользе животного белка.

(В книге Павла Басинского «Лев Толстой: Бегство из рая» есть упоминание о том, что когда Толстой уже ушёл из дома и в пути попросил сварить ему «обычного овощного супа», строго без мяса, то был неприятно разочарован его вкусом – он получился не таким, как домашний, по рецепту его жены. Вероятно, Софья Андреевна в последние годы тоже готовила для мужа овощной суп на мясном бульоне.)

Юбилей писателя – ещё один повод открыть его книги.

Драма у постели умирающей жены — Российская газета

Эти две истории удивительны по своей силе, но еще больше — по своей парадоксальности, что ли. Потому что может показаться: великий Лев Толстой вдруг предстает каким-то нравственным чудовищем. Но, задумавшись, понимаешь: есть люди, которых нельзя судить по нашим обыденным законам. Просто Толстой был «другой». С другим отношением к смерти даже самых близких людей.
И с другим пониманием любви.

«Полон дом докторов…»

В начале сентября 1906 года Софья Андреевна перенесла сложную и опасную операцию по удалению гнойной кисты. Операцию пришлось делать прямо в яснополянском доме, потому что перевозить больную в Тулу было уже поздно. Так решил вызванный телеграммой известный профессор Владимир Федорович Снегирев.

Он был опытным хирургом, но делать операцию жене Толстого, да еще и в неклинических условиях, — значит рисковать и брать на себя огромную ответственность! Поэтому Снегирев несколько раз буквально допрашивал Толстого: дает ли тот согласие на операцию? Реакция неприятно поразила врача: Толстой «умыл руки»…

В воспоминаниях Снегирева, опубликованных в 1909 году, чувствуется едва сдерживаемое раздражение на главу семьи и писателя, перед гением которого профессор преклонялся. Но профессиональный долг заставлял его снова и снова загонять Толстого в угол прямым вопросом: согласен ли он на рискованную операцию, в результате которой жена, возможно, умрет, но без которой умрет без сомнения? И умрет в ужасных мучениях…

Профессиональный долг хирурга заставлял его снова и снова загонять Толстого в угол прямым вопросом: согласен ли он на рискованную операцию, в результате которой жена, возможно, умрет, но без которой умрет без сомнения?

Сначала Толстой был против. Он почему-то уверил себя в том, что Софья Андреевна непременно умрет. И, по словам дочери Саши, «плакал не от горя, а от радости…», восхищенный тем, как жена вела себя в ожидании смерти.

«С громадным терпением и кротостью мама переносила болезнь. Чем сильнее были физические страдания, тем она делалась мягче и светлее, — вспоминала Саша. — Она не жаловалась, не роптала на судьбу, ничего не требовала и только всех благодарила, всем говорила что-нибудь ласковое. Почувствовав приближение смерти, она смирилась, и все мирское, суетное отлетело от нее».

Вот это духовно прекрасное состояние жены и хотели нарушить, по убеждению Толстого, приехавшие врачи, которых, в конце концов, собралось восемь человек.

«Полон дом докторов, — с неприязнью пишет он в дневнике. — Это тяжело: вместо преданности воле Бога и настроения религиозно-торжественного — мелочное, непокорное, эгоистическое».

При этом он чувствует к жене «особенную жалость», потому что она «трогательно разумна, правдива и добра». И пытается объяснить Снегиреву: «Я против вмешательства, которое, по моему мнению, нарушает величие и торжественность великого акта смерти». А тот справедливо негодует, отчетливо осознавая: в случае неблагоприятного исхода операции вся тяжесть ответственности ляжет на него. «Зарезал» жену Толстого против воли ее мужа…

А жена в это время невыносимо страдает от начавшегося абсцесса. Ей постоянно впрыскивают морфий. Она зовет священника, но когда тот приходит, Софья Андреевна уже без сознания. По свидетельству личного врача Толстых Душана Маковицкого, начинается смертная тоска…

«Я устраняюсь…»

Что же Толстой? Он ни «за», ни «против». Он говорит Снегиреву: «Я устраняюсь… Вот соберутся дети, приедет старший сын, Сергей Львович… И они решат, как поступить… Но, кроме того, надо, конечно, спросить Софью Андреевну».

Между тем в доме становится людно. «Съехалась почти вся семья, — вспоминала Саша, ставшая хозяйкой на время болезни матери, — и, как всегда бывает, когда соберется много молодых, сильных и праздных людей, несмотря на беспокойство и огорчение, они сразу наполнили дом шумом, суетой и оживлением, без конца разговаривали, пили, ели. Профессор Снегирев, тучный, добродушный и громогласный человек, требовал много к себе внимания… Надо было уложить всех приехавших спать, всех накормить, распорядиться, чтобы зарезали кур, индеек, послать в Тулу за лекарством, за вином и рыбой (за стол садилось больше двадцати человек), разослать кучеров за приезжающими на станцию, в город…»

Перед уходом из дома Толстой сказал: «Если будет удачная операция, позвоните мне в колокол два раза, а если нет, то… Нет, лучше не звоните совсем, я сам приду…»

Возле постели больной — посменное дежурство, и Толстому там делать нечего. Но время от времени он приходит к жене. «В 10. 30 вошел Л. Н., — пишет Маковицкий, — постоял в дверях, потом столкнулся с доктором С.М. Полиловым, поговорил с ним, как бы не осмеливаясь вторгнуться в царство врачей, в комнату больной. Потом вошел тихими шагами и сел на табуретку подальше от кровати, между дверью и постелью. Софья Андреевна спросила: «Кто это?» Л. Н. ответил: «А ты думала кто?» — и подошел к ней. Софья Андреевна: «А ты еще не спишь! Который час?» Пожаловалась и попросила воды. Л.Н. ей подал, поцеловал, сказал: «Спи» и тихо вышел. Потом в полночь еще раз пришел на цыпочках».

«Во время самой операции он ушел в Чепыж и там ходил один и молился», — вспоминал сын Илья.

Перед уходом сказал: «Если будет удачная операция, позвоните мне в колокол два раза, а если нет, то… Нет, лучше не звоните совсем, я сам приду…»

Операция шла успешно. Впрочем, гнилым оказался кетгут, которым зашивали рану. Профессор во время операции самыми бранными словами ругал поставщика: «Ах ты немецкая морда! Сукин сын! Немец проклятый…»

«Ужасно грустно, — пишет Толстой в дневнике. — Жалко ее. Великие страдания и едва ли не напрасные».

Опухоль, размером с детскую голову, показали Толстому. «Он был бледен и сумрачен, хотя казался спокойным, как бы равнодушным, — вспоминал Снегирев. — И, взглянув на кисту, ровным, спокойным голосом спросил меня: «Кончено? Вот это вы удалили?»

А увидев жену, отошедшую от наркоза, пришел в ужас и вышел из ее комнаты возмущенным:

«Человеку умереть спокойно не дадут! Лежит женщина с разрезанным животом, привязана к кровати, без подушки… стонет больше, чем до операции. Это пытка какая-то!»

Он чувствовал себя как будто кем-то обманутым.

«Ужасно грустно, — пишет Толстой в дневнике. — Жалко ее. Великие страдания и едва ли не напрасные».

Со Снегиревым они расстались сухо.

Как объяснить реакцию мужа, зная, что хирург Снегирев подарил его жене тринадцать лет жизни?

«Он был мало разговорчив, — вспоминал профессор свое прощание с Толстым в его кабинете, — сидел все время нахмурившись и, когда я стал с ним прощаться, даже не привстал, а, полуповернувшись, протянул мне руку, едва пробормотав какую-то любезность. Вся эта беседа и обращение его произвели на меня грустное впечатление. Казалось, он был чем-то недоволен, но ни в своих поступках и поведении или моих ассистентов, ни в состоянии больной причины этого недовольства я отыскать не мог…».

Как объяснить реакцию мужа, зная, что хирург Снегирев подарил его жене тринадцать лет жизни?

Толстой, разумеется, не желал смерти жены. Предположить такое не только чудовищно, но и неверно — фактически. И дневник Толстого, и воспоминания дочери Саши говорят о том, что он радовался выздоровлению Софьи Андреевны.

Во-первых, он действительно любил и ценил ее и был привязан к ней сорокалетней совместной жизнью. Во-вторых, выздоровление Софьи Андреевны означало, что яснополянский быт возвращался в привычное русло, а для Толстого с его рациональным образом жизни, да еще ввиду его возраста, это было насущно необходимо. И хотя, по словам Саши, «иногда отец с умилением вспоминал, как прекрасно мама переносила страдания, как она была ласкова, добра со всеми», это нисколько не означало, что он не радовался ее спасению.

Дело, мне кажется, было в другом. Толстой чувствовал себя духовно уязвленным. Он настроился на то, чтобы встретить смерть жены как «раскрывание» ее внутреннего существа, а вместо этого получил от Снегирева огромную гнойную кисту. Толстой при этом казался спокойным, но на самом деле испытал сильнейшее духовное потрясение. Потому что вот эта гадость была истинной причиной страданий жены.

Временная победа материального над духовным

Он чувствовал себя проигравшим, а Снегирева — победителем. Скорее всего, Снегирев понял это, судя по тональности его воспоминаний. И поэтому Толстой не мог без фальши выразить горячую благодарность врачу за спасение жены; это в глазах Толстого было лишь временной победой материального над духовным. Она не имела для него настоящей цены и была всего лишь признаком животной природы человека, от которой сам Толстой, приближаясь к смерти, испытывал все большее и большее отторжение. Он понимал, что ему самому придется с этим расставаться, оно будет сложено в гроб, а что останется после? Вот что волновало его! Вот о чем он непрерывно думал!

Суеверная Софья Андреевна всерьез считала, что это она, «ожив после опасной операции», «отняла жизнь у Маши»

И надо же так случиться, что спустя всего два месяца после удачной операции Софьи Андреевны скоропостижно скончалась от воспаления легких самая любимая его дочь Маша. Ее смерть была такой внезапной и стремительной при абсолютной беспомощности врачей, что невольно закрадывается мысль: не подарила ли Маша отцу эту смерть? Во всяком случае суеверная Софья Андреевна всерьез считала, что это она, «ожив после опасной операции», «отняла жизнь у Маши» (из письма Лидии Веселитской).

«Не испытываю ни ужаса, ни страха…»

Маша сгорела за несколько дней. «Она не могла говорить, только слабо по-детски стонала, — вспоминала Саша. — На худых щеках горел румянец, от слабости она не могла перевернуться, должно быть, все тело у нее болело. Когда ставили компрессы, поднимали ее повыше или поворачивали с боку на бок, лицо ее мучительно морщилось, и стоны делались сильнее. Один раз я как-то неловко взялась и сделала ей больно, она вскрикнула и с упреком посмотрела на меня. И долго спустя, вспоминая ее крик, я не могла простить себе неловкого движения…»

Атмосфера этого события сильно отличалась от того, что происходило в Ясной Поляне два месяца назад. Врачей было мало… Никто из родных не шумел, не суетился… Толстого ни о чем не спрашивали… Илья Львович пишет в воспоминаниях, что «ее смерть никого особенно не поразила».

В дневнике Татьяны Львовны короткая запись: «Умерла сестра Маша от воспаления легких». В этой смерти не увидели чего-то ужасного. А ведь умерла молодая тридцатипятилетняя женщина, поздно вышедшая замуж и не успевшая вкусить настоящего семейного счастья…

Описание смерти дочери в дневнике Толстого словно является продолжением описания смерти жены, которая по причине вмешательства врачей не состоялась. «Сейчас, час ночи, скончалась Маша. Странное дело. Я не испытываю ни ужаса, ни страха, ни сознания совершающегося чего-то исключительного, ни даже жалости, горя… Да, это событие в области телесной и потому безразличное. Смотрел я все время на нее, как она умирала: удивительно спокойно. Для меня — она была раскрывающимся перед моим раскрыванием существо. Я следил за его раскрыванием, и оно радостно было мне…».

По свидетельству Маковицкого, за десять минут до смерти Толстой поцеловал своей дочери руку.

Прощание

Через четыре года, умирая на станции Астапово, Лев Толстой звал не живую жену, но ушедшую дочь. Сергей Львович, сидевший у постели отца накануне смерти, пишет: «В это время я невольно подслушал, как отец сознавал, что умирает. Он лежал с закрытыми глазами и изредка выговаривал отдельные слова из занимавших его мыслей, что он нередко делал, будучи здоров, когда думал о чем-нибудь, его волнующем. Он говорил: «Плохо дело, плохо твое дело…» И затем: «Прекрасно, прекрасно». Потом вдруг открыл глаза и, глядя вверх, громко сказал: «Маша! Маша!» У меня дрожь пробежала по спине. Я понял, что он вспомнил смерть моей сестры Маши».

Он шел по тающему мокрому снегу частой старческой походкой, как всегда резко выворачивая носки ног, и ни разу не оглянулся…

Но тело дочери Толстой проводил только до конца деревни. «…Он остановил нас, простился с покойницей и пошел по пришпекту домой, — вспоминал Илья Львович. — Я посмотрел ему вслед: он шел по тающему мокрому снегу частой старческой походкой, как всегда резко выворачивая носки ног, и ни разу не оглянулся…»

История алкогольных напитков

A 2012 От редакции:

Следующий рассказ был переведен с русского языка Еленой П. Блаватской и впервые опубликован ею в журнале « Люцифер », Лондон, ноябрьское издание 1889 г., стр. 195-98. Его общее название было « русских народных трактатов — Избранные из сказок графа Л. Н. Толстого ». Сам рассказ был озаглавлен « Как бесенок искупил свою буханку; или First Distiller ».

« Люцифер » (буквально «светоносец») — древнее название священной планеты Венера , «старшей сестры» нашей планеты Земля и «звезды утра». Средневековые богословы исказили значение этого слова, чтобы оно стало синонимом другого популярного ими богословского вымысла — «дьявола». История Толстого использует ту же самую популярную идею персонифицированных дьяволов, чтобы символизировать те низшие энергии в человеческой психике, которые создают испытания и препятствия на пути человеческой эволюции.

Эта сказка не только раскрывает моральное воздействие алкогольных напитков. Сегодня это не может быть более обновленным. Хотя алкоголизм по-прежнему является проблемой почти во всех странах, реальность, показанная Толстым, по существу включает в себя всевозможные наркотики и химические вещества 21 века, которые нарушают или разрушают естественный процесс самоопределения в человеческом сознании. Заключительные параграфы разделяют всеобъемлющую аксиому искусства жизни и ключевой принцип этики и экономики устойчивого развития: добровольная простота или отсутствие желаний по отношению к тому, что не является необходимым.Таким образом, беседуя со своим «начальником», дьявол-помощник подтверждает:

«Кровь дикого зверя всегда присутствует в человеке, но она остается скрытой и не вызывает проблем, пока у него нет больше хлеба, чем нужно для еды».

(Карлос Кардосо Авелин)

A 1889 Записка Х.П. Блаватской:

Поскольку Запад так должным образом оценил произведения величайшего прозаика и мистика современной России, все его лучшие произведения были переведены.Русский, однако, ни в одном из этих переводов не признает того народного национального духа, который пронизывает оригинальные сказки и рассказы.

Несмотря на то, что они беременны популярным мистицизмом и духом теософского альтруизма, некоторые из них очаровательны, но их труднее передать на иностранный язык. Тем не менее, можно попробовать. Одно можно сказать наверняка: ни один иностранный переводчик, каким бы способным он ни был, если он не родился и не вырос в России и не знаком с жизнью русского крестьянина , не сможет воздать им должное или даже донести до читателя их полный смысл, благодаря их абсолютному пониманию. национальный идиоматический язык.Если гениальность русского литературного языка настолько sui generis , что труднее всего передать в переводе, то русский низших классов — речь мелких торговцев, крестьян и рабочих — в десять раз больше. Иностранцу это может показаться трудным, но прирожденный русский может попытаться сделать это, возможно, с немного большим успехом. Во всяком случае, как сказано, можно попробовать.

Таким образом, выбирая из таких популярных трактатов, — аллегории и моральные рассказы в форме популярных сказок — мы перевели некоторые для читателей «Люцифера».Рождественские числа за декабрь, январь и февраль будут содержать очаровательные рассказы, достойные нового перевода. Два из них: «В чем любовь, в том Бог» [1] ; «Бог прав, а не силен», а некоторые другие наделены духом истинно религиозного мистицизма. Каждая заслуживает того, чтобы ее прочитали почитатели этого великого русского писателя. Однако для этого номера мы выбрали менее мистический, но более сатирический дух; шапка рассчитана на то, чтобы соответствовать голове любой пьющей христианской нации ad libitum , и мы только надеемся, что ее название, переведенное дословно и литературно, не вызовет еще большего шока у противников названия этого журнала.

Россия поражена бесом пьянства столько же, сколько, хотя не более , чем Англия или любая другая страна; однако это не столько карма нации, сколько карма соответствующих правительств, чье кармическое бремя с каждым годом становится все тяжелее и ужаснее. Это проклятие и универсальный инкуб, напиток, является прямым и законным потомком Правителей; он порожден их жадностью к деньгам и ПРИНУДЕН ими к несчастным массам. Почему, во имя Кармы, последняя должна страдать здесь и в будущем?

(HPB)

Как дьявольский бес выкупил

Его буханка; или — Первый дистиллятор

Лев Толстой

Бедный крестьянин рано вышел пахать; и когда он выходил из дома, не прерывая поста, он нес с собой буханку хлеба.Оказавшись в поле, он перевернул свой плуг, поправил хвостовик, подложил веревки под куст, а поверх них — свою буханку черного хлеба и накрыл все это своим кафтаном . Наконец-то лошадь устала, и мооджик проголодался. Затем он остановил свой плуг в борозде, отцепил лошадь и, оставив ее пастись, направился к своему кафтану , чтобы поесть. Но когда он поднял его — вот, хлеба не было видно. Наш moojik искал его здесь, и он искал его там, он тряс свою одежду и крутил ее туда-сюда — никакого хлеба! Он был удивлен.Прекрасные дела! Вокруг никого нет, а буханку кто-то уносит. Этим кем-то, по правде говоря, был бес, который, пока крестьянин пахал, украл свою буханку и теперь прятался за кустом, готовясь записать ненормативную лексику этого человека, когда тот начинал ругаться и принимать имя дьявола. Мужику стало немного больно. «Но в конце концов, — сказал он, — это меня не уморит с голоду; и тот, кто унес мой хлеб, может быть, нуждался в нем. Тогда пусть съест это и удачи ему ».

Итак, подойдя к колодцу, он напился воды, немного отдохнул, затем, поймав свою лошадь, снова привязал ее к плугу и тихо вернулся к своей работе.Бес почувствовал себя очень обеспокоенным такой неудачей в искушении человека согрешить и немедленно отправиться домой в ад, он рассказал своему старейшине — главному дьяволу — как он украл moojik его хлеба, у которого вместо проклятия осталось только сказал «к его удаче!» Сатана очень рассердился на это. «Если, — утверждал он, — у moojik было лучшее из тебя в этом деле, то это, должно быть, твоя собственная вина; ты не знал, как это сделать. Для нас было бы плохо, — добавил он, — если бы крестьяне, а после них и их женщины пошли на такие уловки: после этого у нас не стало бы никакой жизни, и такое событие нельзя оставлять без внимания.«Иди, — продолжал сатана, — исправь недостаток хлеба. И если по прошествии трех лет ты не будешь иметь лучшего от того человека, я омою тебя святой водой ».

Бес ужасно испугался этой угрозы и, снова спустившись на землю, задумался, как искупить свою вину. Так он думал, все еще думал, думал еще и продолжал думать, пока не нашел, что ему нужно было делать. Приняв вид хорошего парня, он предложил себя в качестве разнорабочего бедному крестьянину; и так как это была засуха, он посоветовал ему посеять свое семя в болоте.Следовательно, в то время как поля всех остальных крестьян были выжжены, а их урожаи выжжены солнцем, урожай бедного крестьянина стал высоким и густым, полным и зернистым. До следующего урожая в его семье было сколько душе угодно, и избыток оказался значительным. На следующий год, когда лето было влажным, чертенок научил крестьянина сеять свое семя в горах. В то время как кукуруза его соседей рвалась, падала и гнила, поле крестьянина на холмах принесло самый богатый урожай.Муджик хранит еще больше кукурузы; и не знал, что с этим делать.

Тогда его трудящиеся научили его прессовать кукурузу и перегонять ее в спирт. Дистиллировав его в большом количестве, мооджик начал пить и заставлял других пить его. Однажды Бес вернулся к Старейшине, хвастаясь, что выкупил свой хлеб. Шеф поднялся, чтобы убедиться в этом сам.

Затем Старейшина подошел к moojik и обнаружил, что, пригласив самых богатых и богатых из своих соседей, он угощал их виски.Там хозяйка несла бокалы своим гостям. Едва она начала свой обход, споткнувшись о стол, она опрокинула напиток. На нее вылетел moojik , досаждая своей жене.

«Вот, — воскликнул он, — дьявольский дурак . Ты хочешь пить за помои? Ты, дурацкий глупец, пролить на землю такое сокровище! »

Здесь Бес ткнул Старейшину под ребра: «Посмотри, — сказал он, — и посмотри, не пожалеет ли он на буханку сейчас .”

Оскорбив жену, моджик сам начал предлагать напиток. Как раз в этот момент бедный рабочий, возвращающийся с работы, случайно зашел без приглашения и, пожелав всем веселого дня, сел. Видя, как компания пьет, он тоже жаждал немного отдохнуть после тяжелого рабочего дня. Там он сидел, время от времени причмокивая губами, но хозяин ничего ему не предлагал, только ворчал: «Кто может позволить себе всех вас снабдить виски!»

Это безмерно понравилось главному дьяволу; Что касается Беса, он хвастался больше, чем когда-либо: «Подожди и посмотри, что будет дальше!» он прошептал.

Так пили богатые крестьяне, так пили сонм, потакая друг другу и льстив друг другу сладкими речами, произнося сладкие и лживые речи. Слушал это Старшего и тоже похвалил Беса за это. «Без всяких приключений, — сказал он, — этот напиток заставит их превратиться в таких лисиц, что в следующий раз они начнут обманывать друг друга; и с такой скоростью они скоро попадут, каждый из них, в наши руки ».

«Погоди и посмотри, — сказал Бес, — что будет дальше, когда у каждого будет на один стакан больше.Теперь они похожи только на хитрых лисиц; со временем они превратятся в свирепых волков ».

Крестьяне выпили каждый на стакан больше, и тотчас их разговор стал громче и жестче. Вместо сладких речей они начали оскорблять друг друга и, постепенно становясь все более ожесточенными, закончили тем, что вступили в свободную драку и сильно повредили друг другу носы. Затем зашел и хозяин, и его сильно заткнули.

Старейшина, глядя на это, тоже чувствовал себя очень довольным.«Это хорошо, — говорит он, — очень, очень хорошо».

«Подожди и посмотри, — сказал Бес, — что-то еще лучшее будет в магазине, как только они допустят свой третий стакан. Теперь они дерутся, как голодные волки, у третьего стакана они станут как свиньи ».

Крестьяне завершили свой третий тур и совершенно потеряли рассудок. Ворча и икнув, крича друг на друга и не зная, что они говорят, они выскочили, одни одни, другие парами, третьи тройняшками, и рассыпались по улицам.Хозяин, пытаясь проводить гостей, упал носом в грязевую лужу, перекатился по ней и не смог подняться, лежал, кряхтя, как свинья. . . . Больше всего это понравилось Старшему Дьяволу.

«Ну, — говорит он, — ты действительно изобрел хороший напиток и выкупил свой хлеб! Скажи мне, — добавил он, — как тебе удалось это сложить? Несомненно, ты, должно быть, сначала ферментировал его кровью лисицы; отсюда и ремесло пьяного крестьянина, который тотчас сам становится лисой.Значит, ты очистил его от волчьей крови, что делает его злым, как волк? Наконец, ты смешал все это с кровью свиней; поэтому крестьянин стал как свинья ».

«Не так», — сказал Бес. «Я только помог ему достать дополнительные хлопья. Кровь дикого зверя всегда присутствует в человеке, но она остается скрытой и не вызывает проблем до тех пор, пока у него не остается хлеба, который ему необходим для еды, и тогда он не жалует другому своему последнему куску хлеба.Но как только человек получил больше зерна, чем ему было нужно, он начал изобретать вещи, с помощью которых он утолял свои страсти. Именно тогда я научил его наслаждению — опьяняющему напитку. И как только он начал очищать дар Божий в духе для своего удовлетворения, в нем зародилась его изначальная лисья, волчья и свинья кровь. Пусть теперь он будет только пить вино и спиртные напитки, и он навсегда останется зверем ».

За это изобретение Старший Дьявол охотно похвалил своего Дьявольского Беса, простил ему его неудачу с украденным хлебом и продвинул его в ад.

ПРИМЕЧАНИЕ:

[1] Рассказ Льва Толстого «В чем любовь, в нем Бог» доступен на наших связанных сайтах.

000

В сентябре 2016 года, после тщательного анализа состояния эзотерического движения во всем мире, группа студентов решила сформировать Независимую ложу теософов , приоритеты которой включают построение лучшего будущего в различных измерениях жизни.

000

Настроения Эрнеста Хемингуэя

Эрнест Хемингуэй, возможно, величайший из ныне живущих американских романистов и новеллеров, редко приезжает в Нью-Йорк. Он проводит большую часть своего времени на ферме Finca Vigia, в девяти милях от Гаваны, с женой, прислугой из девяти человек, 52 кошками, шестнадцатью собаками, парой сотен голубей и тремя коровами. Когда он действительно приезжает в Нью-Йорк, это только потому, что он должен пройти через него по пути в другое место.Не так давно по пути в Европу он остановился на несколько дней в Нью-Йорке. Я написал ему, спрашивая, могу ли я увидеть его, когда он приедет в город, и он прислал мне машинописное письмо, в котором говорилось, что все будет хорошо, и предлагалось встретить его самолет в аэропорту. «Я не хочу видеть никого, кто мне не нравится, не иметь огласки и постоянно быть связанным», — продолжил он. «Хочу сходить в зоопарк Бронкса, музей Метрополитен, музей современного искусства, то же самое в естествознание, и посмотреть бой. Хочу увидеть доброго Брейгеля в Метрополитен, одного, двух, хороших Гоясов и мистера Брейгера.Толедо Эль Греко. Не хочу идти к Тутсу Шору. Я собираюсь попытаться попасть в город и выбраться из него, не отрывая себе рта. Я хочу упустить суставы. Не видеть людей в новостях — это не поза. Просто чтобы успеть увидеть своих друзей ». Карандашом он добавил: «Время — это меньшее, что у нас есть».

Время, казалось, не давило на Хемингуэя в тот день, когда он прилетел из Гаваны. Он должен был прибыть в Айдлуайлд ближе к вечеру, и я вышел его встречать. К тому времени, как я прилетел, его самолет уже приземлился, и я обнаружил, что он стоит у ворот, ожидая своего багажа и своей жены, которая пошла за ним.Одной рукой он держал потертый ветхий портфель, наклеенный дорожными наклейками. Другой он держал вокруг жилистого человечка, чей лоб был покрыт огромными каплями пота. Хемингуэй был одет в красную шерстяную рубашку в клетку, узорчатый шерстяной галстук, коричневый шерстяной свитер, коричневый твидовый жакет, плотно прилегающий к спине и с рукавами, слишком короткими для его рук, серые фланелевые брюки, носки с рисунком аргайл и лоферы, выглядел медвежьим, сердечным и сдержанным. Его волосы, которые были очень длинными сзади, были седыми, за исключением висков, где они были белыми; его усы были белыми, и у него была рваная полудюймовая белая борода.Над левым глазом была шишка размером с грецкий орех. На нем были очки в стальной оправе, с листом бумаги под носиком. Он не торопился попасть в Манхэттен. Он крепко обнял портфель и сказал, что в нем находится незаконченная рукопись его новой книги «Через реку и в деревья». Он крепко обнял маленького жилистого человечка и сказал, что был его спутником в полете. Звали этого человека, как я понял из вступительного слова, было Майерс, и он возвращался из командировки на Кубу.Майерс сделал небольшую попытку вырваться из объятий, но Хемингуэй нежно держался за него.

Иллюстрация Реджинальда Марша

«Он всю дорогу читал книгу в самолете, — сказал Хемингуэй. Он говорил с заметным среднезападным акцентом, несмотря на индийскую речь. «Думаю, ему нравится книга», — добавил он, слегка встряхнув Майерса и сияя на него сверху вниз.

«Уф!» — сказал Майерс.

«Бронировать для него слишком много», — сказал Хемингуэй. «Книга начинается медленно, затем увеличивается темп, пока не станет невозможно стоять.Я довожу эмоции до того уровня, в котором вы не можете их вынести, а затем мы выравниваемся, чтобы нам не пришлось предоставлять читателям кислородные палатки. Книга похожа на двигатель. Мы должны постепенно ослаблять ее ».

«Уф!» — сказал Майерс.

Хемингуэй освободил его. «Не пытаюсь сыграть в книгу без хита», — сказал он. «Собираюсь выиграть, может быть, с двенадцатью с нулевым или, может быть, с двенадцати до одиннадцатого».

Майерс выглядел озадаченным.

«Она лучше книга, чем« Прощай », — сказал Хемингуэй. «Я думаю, что это лучший вариант, но я думаю, ты всегда предвзято.Особенно, если вы хотите стать чемпионом ». Он пожал Майерсу руку. «Большое спасибо за чтение книги», — сказал он.

«Удовольствие», — сказал Майерс и пошатываясь пошел прочь.

Хемингуэй проводил его взглядом, а затем повернулся ко мне. «Знаешь, после того, как ты закончишь книгу, ты умрешь», — сказал он мрачно. «Но никто не знает, что ты мертв. Все, что они видят, — это безответственность, которая наступает после ужасной ответственности писателя ». Он сказал, что чувствует усталость, но физически находится в хорошей форме; он снизил свой вес до двухсот восьми, и его кровяное давление тоже упало.Ему предстояло значительно переписать свою книгу, и он был полон решимости продолжать, пока не будет полностью удовлетворен. «Они не могут дергать писателя, как кувшин», — сказал он. «Писатель должен пройти всю девятку, даже если это его убьет».

К нам присоединилась жена Хемингуэя, Мэри, маленькая, энергичная, жизнерадостная женщина с коротко подстриженными светлыми волосами, которая была одета в длинную норковую шубу с поясом. Носильщик, толкая тележку с багажом, последовал за ней. «Папа, все здесь», — сказала она Хемингуэю.«Теперь нам пора, папа». Он принял вид человека, которого не собирались торопить. Он медленно пересчитал багаж. Их было четырнадцать, половина из них, как рассказала мне миссис Хемингуэй, — очень большие валпаки, спроектированные ее мужем, с его гербом, также созданным им самим, — геометрическим узором. Когда Хемингуэй закончил считать, его жена предложила ему сказать носильщику, куда положить багаж. Хемингуэй велел носильщику оставаться здесь и следить за ним; затем он повернулся к жене и сказал: «Не будем толпиться, дорогая.Порядок дня — сначала выпить.

Мы зашли в коктейль-бар в аэропорту и остановились у бара. Хемингуэй поставил портфель на хромовую табуретку и пододвинул его к себе. Он заказал бурбон и воду. Миссис Хемингуэй сказала, что будет то же самое, и я заказал чашку кофе. Хемингуэй велел бармену принести двойной бурбон. Он с нетерпением ждал напитков, держась обеими руками за стойку и напевая до неузнаваемости мелодию. Миссис Хемингуэй выразила надежду, что к тому времени, как они приедут в Нью-Йорк, уже не стемнеет.Хемингуэй сказал, что для него это не будет иметь никакого значения, потому что Нью-Йорк был суровым городом, фальшивым городом, городом, который в темноте был таким же, как и на свету, и он не был в восторге от поездки туда. в любом случае. По его словам, он с нетерпением ждал Венеции. «Мне нравится это на Западе, в Вайоминге, Монтане и Айдахо, а мне нравятся Куба, Париж и Венеция», — сказал он. «Вестпорт наводит на меня ужас». Миссис Хемингуэй закурила сигарету и протянула мне пачку. Я передал ему, но он сказал, что не курит.Курение разрушает его обоняние, которое он считает совершенно необходимым для охоты. «Сигареты так ужасно пахнут, когда у тебя есть нос, который действительно чует», — сказал он и засмеялся, согнув плечи и подняв тыльную сторону кулака к лицу, как будто ожидал, что кто-то ударит его. Затем он перечислил лосей, оленей, опоссумов и енотов как некоторые из вещей, которые он действительно чувствует.

Бармен принес напитки. Хемингуэй сделал несколько больших глотков и сказал, что прекрасно ладит с животными, иногда лучше, чем с людьми.Однажды в Монтане он жил с медведем, и медведь спал с ним, напился с ним и был близким другом. Он спросил меня, есть ли еще медведи в зоопарке Бронкса, и я ответил, что не знаю, но почти уверен, что медведи есть в зоопарке Центрального парка. «Я всегда ходил в зоопарк Бронкса с бабушкой Райс», — сказал он. «Я люблю ходить в зоопарк. Но не в воскресенье. Мне не нравится, когда люди смеются над животными, хотя должно быть наоборот ». Миссис Хемингуэй вынула из сумочки небольшую записную книжку и открыла ее; она сказала мне, что составила список дел, которые они с мужем должны были сделать перед отплытием их лодки.Они включали в себя покупку крышки грелки, элементарной итальянской грамматики, краткой истории Италии, а для Хемингуэя — четырех шерстяных нижних рубашек, четырех хлопчатобумажных трусов, двух шерстяных трусов, домашних тапочек, ремня и пальто. «У папы никогда не было пальто», — сказала она. «Надо купить папе пальто». Хемингуэй хмыкнул и прислонился к стойке. «Красивое непромокаемое пальто, — сказала миссис Хемингуэй. «И ему нужно починить очки. Ему нужна хорошая мягкая подкладка для насадки для носа. Это жестоко ранит его.Тот же самый листок бумаги у него под носом уже несколько недель. Когда он действительно хочет привести себя в порядок, он меняет бумагу ». Хемингуэй снова хмыкнул.

Подошел бармен, и Хемингуэй попросил его принести еще одну порцию напитков. Затем он сказал: «Первое, что мы делаем, Мэри, как только мы въезжаем в отель, — вызываем краута». «Краут», — сказал он мне с тем же смехом в лицо, — это его ласковый термин для Марлен Дитрих, старого друга, и он является частью большого словаря специальных терминов кода и речевых манер, присущих местным жителям. Finca Vigia.«Нам очень нравится говорить на каком-то языке шуток», — сказал он.

«Сначала мы звоним Марлен, а потом заказываем икру и шампанское, папа», — сказала миссис Хемингуэй. «Я месяцами ждал той икры и шампанского».

«Фраут, икра и шампанское», — медленно произнес Хемингуэй, словно запоминая сложный набор военных приказов. Он допил свой напиток и еще раз кивнул бармену, а затем повернулся ко мне. «Хочешь пойти со мной купить пальто?» он спросил.

«Купите пальто и почините очки», — сказала миссис.- сказал Хемингуэй.

Я сказал, что буду рад помочь ему сделать и то, и другое, а затем напомнил ему, что он сказал, что хочет увидеть бой. Единственный бой на той неделе, как я узнал от друга, который знает все о боях, был на Арене Святого Николая той ночью. Я сказал, что у моего друга четыре билета, и он хотел бы взять всех нас. Хемингуэй хотел знать, кто сражается. Когда я сказал ему, он сказал, что они бомжи. «Бродяги», — повторила миссис Хемингуэй и добавила, что на Кубе у них есть лучшие бойцы.Хемингуэй бросил на меня долгий укоризненный взгляд. «Дочь, ты должна усвоить, что плохая драка хуже, чем отсутствие борьбы», — сказал он. «Мы все пойдем на бой, когда он вернется из Европы, — сказал он, — потому что абсолютно необходимо ходить на несколько хороших боев в год. «Если вы перестанете ходить на слишком долгое время, вы никогда не станете подходить к ним», — сказал он. «Это было бы очень опасно». Его прервал краткий приступ кашля. «В конце концов, — заключил он, — вы попадаете в одну комнату и не двигаетесь».

Побывав еще немного в баре, Хемингуэи попросили меня пойти с ними в их отель.Хемингуэй приказал погрузить багаж в одно такси, а мы втроем сели в другое. Было уже темно. Пока мы ехали по бульвару, Хемингуэй внимательно следил за дорогой. Миссис Хемингуэй сказала мне, что он всегда следит за дорогой, обычно с переднего сиденья. Это привычка, которую он приобрел во время Первой мировой войны. Я спросил их, что они планируют делать в Европе. Они сказали, что собираются остаться на неделю или около того в Париже, а затем поехать в Венецию.

«Я люблю возвращаться в Париж», — сказал Хемингуэй, не отрывая глаз от дороги.«Я пойду через черный ход и не буду давать интервью, не буду оглашаться и никогда не постригусь, как в старые времена. Хочу пойти в кафе, где я не знаю никого, кроме одного официанта и его замену, посмотреть все новые и старые фотографии, сходить на велогонки и драки, увидеть новых гонщиков и бойцов. Найдите хорошие дешевые рестораны, где можно оставить себе салфетку. Пройдите по всему городу и посмотрите, где мы сделали свои ошибки и где у нас было несколько ярких идей. И выучите форму и попробуйте выбрать победителей в синих дымных днях, а затем выйдите на следующий день, чтобы сыграть их в Auteuil и Enghien.

«Папа — хороший помощник», — сказала миссис Хемингуэй.

«Когда я узнаю форму», — сказал он.

Мы пересекали мост Куинсборо, и у нас был хороший вид на горизонт Манхэттена. В высоких офисных зданиях горел свет. Хемингуэй, похоже, не был впечатлен. «Это не мой город», — сказал он. «Это город, в который ты приезжаешь ненадолго. Это убийство. По его словам, Париж для него — еще один дом. «Я настолько одинок и счастлив, насколько это возможно в том городе, в котором мы жили, работали, учились и росли, а затем пробились обратно.«Венеция — еще один из его родных городов. В последний раз, когда он и его жена были в Италии, они четыре месяца жили в Венеции и в долине Кортина, и он пошел на охоту, и теперь он поместил местность и некоторых людей в книгу, которую писал. «Италия была чертовски прекрасна», — сказал он. «Это было похоже на то, как будто ты умер и попал в рай, в место, которое ты никогда не видел».

Миссис Хемингуэй сказала, что во время катания на лыжах она сломала правую лодыжку, но планирует снова покататься там.Хемингуэй был госпитализирован в Падуе с глазной инфекцией, которая переросла в рожистое воспаление, но он хотел вернуться в Италию и хотел увидеть там своих многочисленных хороших друзей. Он с нетерпением ждал встречи с гондольерами в ветреный день, отель Gritti Palace, где они останавливались во время своего последнего визита, и Locanda Cipriani, старую гостиницу на Торчелло, острове в лагуне к северо-востоку от Венеции, на котором оригинальные венецианцы жили до того, как построили Венецию. На Торчелло живет около семидесяти человек, и мужчины — профессиональные охотники на уток.Находясь там, Хемингуэй много охотился на уток с садовником старой гостиницы. «Мы ходили по каналам и стреляли в прыжке, а я ходил по прериям во время отлива в поисках бекасов», — сказал он. «Это был большой маршрут для уток, спустившихся с Припятских болот. Я хорошо снимал и таким образом стал уважаемым местным персонажем. У них есть какая-то птичка, которая проходит, съев виноград на севере, по дороге, чтобы съесть виноград на юге. Местные персонажи иногда снимали их сидя, а я иногда снимал их в полете.Однажды я выстрелил в два высоких дубля, правую и левую, подряд, и садовник вскрикнул от волнения. Придя домой, я выстрелил в высокую утку на фоне восходящей луны и бросил ее в канал. Это спровоцировало эмоциональный кризис, из которого я никогда его не вытащил, но сделал это примерно с пинтой Кьянти. Каждый взял с собой по пинте. Я выпил свой, чтобы согреться, возвращаясь домой. Он пил свой, когда был охвачен эмоциями ». Некоторое время мы молчали, а затем Хемингуэй сказал: «Венеция была прекрасна».

Хемингуэи останавливались в Шерри-Нидерланды.Хемингуэй зарегистрировался и сказал клерку, что он не хочет, чтобы о его прибытии объявляли, и не хочет никаких посетителей или телефонных звонков, кроме как от мисс Дитрих. Затем мы поднялись в апартаменты — гостиную, спальню и кладовую — которые были отведены для них. Хемингуэй остановился у входа и осмотрел гостиную. Он был большим, оформлен в ярких тонах и обставлен мебелью, имитирующей Чиппендейл, и искусственным камином с искусственными углями.

«Джойнт выглядит нормально», — сказал он. «Думаю, они называют это Китайской готической комнатой». Он въехал и занял комнату.

Миссис Хемингуэй подошла к книжному шкафу и показала образец его содержимого. «Послушай, папа, — сказала она. «Они фальшивые. Это картонные спинки, папа. Это не настоящие книги.

Хемингуэй положил свой портфель на ярко-красный диван и подошел к книжному шкафу, затем медленно, с выражением лица прочитал вслух заголовки: «Элементарная экономика», «Правительство Соединенных Штатов», «Швеция, земля и страна». Люди »и« Спи спокойно »Филлис Бентли.«Я думаю, что мы — группа, движущаяся к вымиранию», — сказал он, снимая галстук.

Сняв галстук, а затем пиджак, Хемингуэй протянул их своей жене, которая вошла в спальню, сказав, что собирается распаковывать вещи. Он расстегнул воротник и подошел к телефону. «Надо позвонить краутам», — сказал он. Он позвонил в Plaza и спросил мисс Дитрих. Ее не было дома, и он оставил ей слово, чтобы она зашла к ужину. Затем он позвонил в обслуживание номеров и заказал икру и пару бутылок Perrier-Jouët, brut .

Хемингуэй вернулся к книжному шкафу и замер, словно не мог решить, что с собой делать. Он снова посмотрел на заднюю часть картона и сказал: «Фальшивка, совсем как город». Я сказал, что в эти дни о нем очень много говорят в литературных кругах — что критики, похоже, твердо говорят и пишут не только о работе, которую он проделал, но и о той работе, которую он собирался делать. Он сказал, что из всех людей, которых он не хотел бы видеть в Нью-Йорке, критики были именно те, кого он меньше всего хотел бы видеть.«Они похожи на людей, которые ходят на игры с мячом и не могут сказать игрокам без счетной карточки», — сказал он. «Я не беспокоюсь о том, что может сделать тот, кто мне не нравится. Что за черт! Если они могут причинить вам вред, позвольте им это сделать. Это все равно, что быть третьим игроком с низов и протестовать, потому что они задевают вас. Линейные приводы достойны сожаления, но этого следовало ожидать ». По его словам, ближайшими конкурентами критиков среди тех, кого он меньше всего хотел бы видеть, были некоторые писатели, писавшие книги о войне, хотя они не видели ничего о войне воочию.«Они похожи на аутфилдера, который бросит на вас муху, когда вы сделаете бросок, чтобы отбивающий ударил этого аутфилдера, или когда они бросают мяч, они пытаются поразить всех». Он сказал, что когда он разбивал мяч, он никогда никого не наносил ударом, кроме как в случае крайней необходимости. «Я знал, что в этой руке у меня не так много быстрых мячей», — сказал он. «Заставил бы их вместо этого выскочить, коротко, или вылететь, или удариться о землю, подпрыгивая».

Толстый лев — «детство, юность, юность». сводка

Лев Толстой — один из самых известных русских писателей.Самые известные его романы — «Анна Каренина», «Воскресенье», «Война и мир», а также трилогия «Детство, юность, юность». Многие произведения великого писателя были сняты, поэтому сегодня у нас есть возможность не только читать, но и своими глазами увидеть героев романов. Одна из экранированных книг — трилогия «Детство, отрочество, юность», насыщенная интересными событиями. Краткое содержание романа поможет лучше понять проблематичность произведения. Возможно, у кого-то возникнет желание прочитать роман полностью.

Роман «Детство, юность, юность»

Лев Николаевич писал свой роман пять лет. Произведение «Детство, юность, юность» рассказывает о жизни мальчика в разные периоды его жизни. В книге описаны переживания, первая любовь, обида, а также чувство несправедливости, которое многие мальчики испытывают в период взросления. В этой статье мы поговорим о трилогии, которую написал Лев Толстой. «Детство, юность, юность» — произведение, которое точно не оставит равнодушным никого.

«Детство, юность, юность». Краткое содержание. Книга первая. «Детство»

Роман начинается с описания Николеньки Иртеньевой, которую лет 10 назад перевернули. Карл Иванович, учитель, ведет его и его брата к родителям. Николенька очень любит своих родителей. Отец объявляет мальчикам, что везет их с собой в Москву. Дети расстроены этим решением отца, Николенька любит жить в деревне, общаться с Катенькой, своей первой любовью, и ходить на охоту, а также не хочет расставаться с мамой.Полгода Николенька живет с бабушкой. В день ее рождения он читает ей стихи.

Вскоре герой понимает, что влюблен в Соню, с которой недавно познакомился, и признается Володе. Вдруг отец получает письмо из села, что мать Николенька больна, и просит их приехать. Они приходят и молятся за ее здоровье, но безуспешно. Через некоторое время Николенька осталась без матери. Это оставило глубокий отпечаток в его душе, так как это был конец его детства.

Книга вторая. «Подростковый возраст»

Вторая часть романа «Детство, юность, юность» описывает события, произошедшие после переезда Николеньки с братом и отцом в Москву. Он чувствует изменение в себе и в своем отношении к окружающему миру. Николенька теперь умеет сочувствовать и сочувствовать. Мальчик понимает, как страдает бабушка, теряя дочку.

Николенька углубляется в себя, считая себя некрасивым и недостойным счастья.Он завидует своему красивому брату. Бабушка Николенька сообщила, что дети играли с порохом, хотя это была всего лишь свинцовая дробь. Она уверена, что Карл стар и не заботится о детях, поэтому меняет на них своего наставника. Детям сложно расстаться со своим учителем. Но новая учительница французского не любит Николеньку. Мальчик позволяет себе быть смелым. По какой-то странной причине Николенька пытается открыть портфель отца ключом и при этом ломает ключ. Он думает, что все против него, поэтому он бьет наставника и ругается вместе с отцом и братом.Его закрыли в шкафу и обещали взбить розгами. Мальчик чувствует себя очень одиноким и униженным. Когда его освобождают, он просит прощения у отца. В Николенке начинаются судороги, которые повергают всех в шок. После двенадцати часов сна мальчик чувствует себя лучше и рад, что все за него беспокоятся.

Через некоторое время брат Николеньки Володя поступает в университет. Вскоре их бабушка умирает, вся семья переживает тяжелую утрату. Николенька не понимает людей, которые ругаются из-за бабушкиного наследства.Он также замечает, как постарел его отец, и приходит к выводу, что с возрастом люди становятся спокойнее и мягче.

Когда до поступления в вуз остается несколько месяцев, Николенька начинает усиленно готовиться. Он знакомится с Дмитрием Нехлюдовым, другом Володи по университету, и они становятся друзьями.

Книга третья. «Юность»

Роман «Детство, отрочество, юность» в третьей части рассказывает о времени, когда Николенко продолжает подготовку к поступлению в университет на математический факультет.Он ищет свою цель в жизни. Вскоре юноша поступает в университет, и отец дает ему бригаду с кучером. Никола чувствует себя взрослым и пытается закурить трубку. Он начинает плохо себя чувствовать. Он рассказывает об этом случае Нехлюдову, который в свою очередь рассказывает ему о вреде курения. Но молодой человек хочет подражать Володе и его другу Дубкову, которые курят, играют в карты и рассказывают о своих любовных похождениях. Николенька идет в ресторан, где пьет шампанское. У него конфликт с Колпиковым.Нехлюдов успокаивает его.

Николай решает съездить в деревню на могилу матери. Он вспоминает детство и думает о будущем. Отец снова женится, но Николай и Владимир не одобряют его выбор. Вскоре отец начинает плохо ладить с женой.

Учеба в университете

Во время учебы в университете Николай знакомится со многими людьми, смысл жизни которых — только получать удовольствие. Нехлюдов пытается сенсибилизировать Николая, но он поддается мнению большинства.В итоге Николай проваливает экзамены, а Дмитрий расценивает утешение как оскорбление.

Однажды вечером Николай находит свою записную книжку с правилами для себя, которую он написал давным-давно. Он раскаивается и плачет, а позже начинает писать для себя новую тетрадь с правилами, по которым он намерен жить всю свою жизнь, не меняя своих принципов.

Заключение

Сегодня мы говорили о содержании произведения, написанного Львом Толстым. «Детство, юность, юность» — роман с глубоким смыслом.Прочитав его краткое содержание, каждый читатель сможет сделать определенные выводы, несмотря на то, что он прочитал его не полностью. Роман «Детство, отрочество, юность» учит нас не замыкаться в своих переживаниях, а уметь сочувствовать и сопереживать другим людям.

Показывает ли это изображение мирную встречу льва и зебры у водопоя?

Львы и зебры обычно не мирно сосуществуют в дикой природе. На фотографиях и видеозаписях этих животных на равнинах Африки часто изображено преследование, охота, погоня, борьба и, конечно же, пищевое поведение.Вероятно, поэтому изображение, якобы изображающее льва и зебру, разделяющих момент умиротворения вместе у водопоя, часто сопровождается комментариями типа «невероятно, но это правда!»:

На протяжении многих лет к этому изображению добавлялись различные подписи, такие как «Время не поесть», «Алекс и Марти» (отсылка к анимированной дружбе зебры и льва в фильме « Мадагаскар »), «National Geographic» : За кулисами »и« Утро, Сэм »(отсылка к старому мультфильму, в котором Ральф Э.Вольф и Сэм Овчарка приостановили свою вражду, когда у них нет работы в течение дня):

Однако это изображение не является точным изображением льва и зебры, наслаждающихся моментом у водопоя. Это изображение было создано в цифровом виде для рекламы компании Traveller’s Insurance в 2010 году.

Общая тщеславие рекламы заключалось в том, что, хотя животные обычно пугались у водопоя (поскольку поблизости могли быть хищники), страховая компания Traveler могла «убрать страх из жизни», чтобы клиенты могли спокойно наслаждаться миром.

Вот описание рекламы через Coloribus:

Этот рекламный ролик, в котором изображены павианы, львы, зебры, крокодилы, стервятники и другие виды животных, прекрасно живущих в месте, которое обычно было бы очень опасным водопоем, является первым местом в новой кампании «Убери из жизни страшное» от страхования путешественников.

Вирусное изображение может выглядеть подлинным, когда оно просматривается само по себе, но в контексте рекламы (где его можно увидеть около 10-секундной отметки) более ясно, что изображение было создано с помощью цифрового редактирования:

Мало того, что это изображение является сфабрикованным, но и идея о том, что поилки служат нейтральным безопасным местом для жаждущих животных, похоже, не подкреплена большим количеством доказательств.Эта идея, скорее всего, возникла или, по крайней мере, была популяризирована отрывком из книги Редьярда Киплинга Вторая книга джунглей , в котором он описал «водное перемирие» во время сильной засухи:

По закону джунглей убийство в питьевых местах считается смертью после того, как было объявлено Водное перемирие. Причина этого в том, что пить надо перед едой. Каждый в джунглях может как-то продираться, когда не хватает только дичи; но вода есть вода, и когда есть только один источник снабжения, вся охота прекращается, пока люди джунглей отправляются туда для своих нужд.В хорошие сезоны, когда воды было много, те, кто приходили пить в Вайнгунгу — или где-нибудь еще, если на то пошло, — делали это с риском для жизни, и этот риск составлял немаловажную часть очарования ночных развлечений. .

Это водное перемирие сыграло роль в ремейке « Книги джунглей » Диснея, выпущенном в 2016 году:

Иногда львы не нападают на типичных животных-жертв по разным причинам (например, их численность значительно меньше; они не могут сравниться со скоростью добычи, не подкрадываясь к ней предварительно), но если лев голоден, концепция «перемирие» у водопоя его не остановит.

Исследование 2013 года о хищных привычках группы львов в национальном парке Хванге в Зимбабве показало, что представители семейства кошачьих часто охотились возле водопоев, особенно когда ресурсы были ограничены, поскольку такие места часто посещаются различными жертвами:

Убийства львов были обнаружены в специально выбранной «зоне» вокруг искусственных водоемов, что позволяет предположить, что эти ограниченные ресурсы образуют пассивные ловушки для добычи копытных. Львы — охотники из засады, которые используют растительный покров для укрытия во время охоты и, как известно, устраивают засаду на добычу в местах обитания, окружающих районы с высоким изобилием добычи.В экосистеме Хванге выбор среды обитания и передвижения львов обусловлены водоемами, и львы, по-видимому, меняют свое охотничье поведение между этими разными охотничьими угодьями. Источники воды также считаются решающими при выборе среды обитания львов в Серенгети и считаются пассивными ловушками для копытных в экосистеме Крюгера. Вопреки нашим прогнозам, районы, расположенные рядом с водоемами, были тщательно выбраны для убийств независимо от сезонных условий.

Наблюдайте, как 20 львов спускаются в реку, чтобы попить идеальным строем.

Кто знал, что столько львов могут быть такими аккуратными?

На прилагаемой видеозаписи, сделанной в частном охотничьем заповеднике Мала Мала в Южной Африке, показано, как 20 львов спускаются по берегу реки один за другим, чтобы попить воды.В конце концов, когда каждый лев прижимается к своему месту, все пьют сразу.

Кадры были сняты на прошлой неделе Надавом Оссендривером, основателем и генеральным директором Latest Sightings, социальной сети, которая делится изображениями дикой природы.

Мала Мала находится на территории заповедника Саби-Сэнд-Гейч, у реки Сэнд, и является частью экосистемы Большого Крюгера. Оссендрайвер и команда снимали для предстоящего телешоу под названием Safari Sightings, и после того, как они увидели, как слоны пьют из реки, сцена с участием львов развернулась.

СВЯЗАННЫЙ: Гепард попал в засаду леопарда, но вряд ли превзошел

Ossendryver написал в сообщении блога:

«Из отмели за слонами вылезают два уха. Поскольку мы находились на острове в самой реке, песчаная отмель была намного выше от нас, поэтому сначала мы могли видеть только два уха, но сразу поняли, что это лев. Тот лев спустился с гребня и начал пить прямо на наших глазах.
«Мы снова посмотрели на песчаную отмель, и внезапно выскочил еще один лев, и еще один, и еще один! Это была Камбула Львиная Гордость, которую мы нашли.Мы начали надеяться, что все они спустятся в очередь, чтобы выпить, как это делают львы в редких случаях. На наши молитвы был дан ответ! »

Единственным недостатком было то, что шины их автомобилей проваливались в грязь, когда они наблюдали за львиной прайдом. Оссендривер и экипаж пришлось спасать на тракторе сотрудникам «Мала Мала», но это не повлияло на их настроение.

«Какое насыщенное событиями последнее утро съемок!» — воскликнул Оссендривер. «Не могу дождаться, чтобы показать это и многие другие невероятные явления в телешоу Safari Sightings!»

Шоу выйдет в эфир через несколько недель по каналу People’s Weather, канал 180 DSTV.

– Изображения любезно предоставлены последними наблюдениями

Казаки Льва Толстого, Глава XL

На следующий день Оленин проснулся раньше обычного и сразу вспомнил, что лежало перед ним, и с радостью вспомнил ее поцелуи, давление ее твердых рук и ее слова: «Какие у вас белые руки! Он вскочил и сразу захотел пойти в хату хозяев просить их согласия на его брак с Марьянкой.Солнце еще не взошло, но казалось, что на улице и в переулке необычная суматоха: люди передвигаются пешком, верхом и разговаривают. Он накинул свое черкесское пальто и поспешил на крыльцо. Его хозяева еще не встали. Пятеро казаков проезжали мимо и громко разговаривали. Впереди ехал Лукашка на широкоспинном кабардинском коне.

Казаки все говорили и кричали, так что невозможно было разобрать, что они говорят.

«Поезжайте на верхний пост», — крикнул один.

«Оседлайте и догоните нас, побыстрее, — сказал другой.

‘Это ближе через другие ворота! ‘

‘О чем ты говоришь?’ — воскликнул Лукашка. «Конечно, мы должны пройти через средние ворота».

«Так надо, это ближе», — сказал один из казаков, покрытый пылью и ехавший на вспотевшей лошади. Лицо Лукашки было красным и опухшим после питья прошлой ночью, а его кепка была сдвинута на затылок.Он кричал с властью, как если бы он был офицером.

‘Что случилось? Куда ты собираешься?’ — спросил Оленин, с трудом привлекая к себе внимание казаков.

‘Идем ловить абреков. Они прячутся среди песчаных сугробов. Мы только что вышли, но нас еще мало ».

И казаки продолжали кричать, их все больше и больше присоединялось, пока они ехали по улице. Оленину пришло в голову, что ему было бы нехорошо остаться; кроме того, он думал, что скоро вернется.Он оделся, зарядил ружье, вскочил на лошадь, которую Ванюша более-менее оседлал, и догнал казаков у ворот села. Казаки спешились и, наполнив деревянную чашу чихиром из небольшой бочки, которую они привезли с собой, передали чашу друг другу и выпили за успех своего похода. Среди них был нарядно одетый молодой корнет, который случайно оказался в деревне и возглавил группу из девяти казаков, присоединившихся к экспедиции.Все эти казаки были рядовыми, и хотя корнет принял вид командующего, они только подчинялись Лукашке. На Оленина они совсем не обратили внимания, и когда все сели и поехали, а Оленин подъехал к корнету и стал спрашивать его, что происходит, корнет, обычно весьма дружелюбный, отнесся к нему с явной снисходительностью. С большим трудом Оленину удалось узнать от него, что происходит. Разведчики, посланные на поиски абреков, наткнулись на нескольких горцев примерно в шести милях от деревни.Эти абреки укрылись в ямах и открыли огонь по разведчикам, заявив, что не сдадутся. Ефрейтор, разведавший с двумя казаками, остался наблюдать за абреками и прислал одного казака за помощью.

Солнце только восходило. В трех милях от села простиралась степь, и ничего не было видно, кроме сухой, однообразной, песчаной, унылой равнины, покрытой следами скота, местами с пучками увядшей травы, с низким камышом на равнинах и редкими зарослями. мало проторенные тропинки, а стоянки кочевого племени ногайцев видны только вдали.Поразило отсутствие тени и суровый вид места. В степи всегда встает и заходит красное солнце. В ветреную погоду ветер переносит целые песчаные холмы с места на место.

Когда здесь тихо, как в то утро, тишина, не нарушаемая никаким движением или звуком, особенно поразительна. В то утро в степи было тихо и пасмурно, хотя солнце уже взошло. Все казалось особенно мягким и пустынным. Воздух был притих, шаги и фырканье лошадей были единственными звуками, которые можно было услышать, и даже они быстро затихли.

Мужчины ехали почти бесшумно. Казак всегда носит свое оружие так, чтобы оно не звенело и не гремело. Звон оружия — страшный позор для казака. Двое других казаков из села догнали группу и обменялись парой слов. Лошадь Лукашки то споткнулась, то ли зацепилась ногой за траву и забеспокоилась, что является признаком невезения казаков, а в то время имело особое значение. Остальные переглянулись и отвернулись, стараясь не замечать, что произошло.Лукаша натянул поводья, сурово нахмурился, стиснул зубы и взмахнул кнутом над головой. Его добрый кабардинский конь, скачущий с ноги на ногу, не зная, с чего начать, казалось, хотел взлететь вверх на крыльях. Но Лукашка ударил его сытые бока хлыстом один раз, затем еще раз и в третий раз, и лошадь, показав зубы и расправив хвост, фыркнула, встала на дыбы и наступила на задние лапы в нескольких шагах от остальных. .

‘Ах, хороший конь! — сказал корнет.

То, что он сказал «Конь» вместо ЛОШАДИ, свидетельствует об особой похвале.

«Лев на коне», — согласился другой, старый казак.

Казаки ехали вперед бесшумно, то шагая, то рысью, и эти изменения были единственными инцидентами, которые на мгновение прервали неподвижность и торжественность их движений.

Пройдя по степи около шести миль, они не миновали ничего, кроме одной ногайской палатки, поставленной на телегу и медленно продвигавшейся на расстоянии около мили от них.Семья ногайцев переезжала из одной части степи в другую. Потом они встретили двух оборванных ногайских женщин с высокими скулами, которые с корзинами на спине собирали навоз, оставленный скотом, бродящим по степи. Корнет, плохо знавший их язык, попытался расспросить их, но они его не поняли и, явно испугавшись, переглянулись.

Лукашка подъехал к ним обоим, остановил свою лошадь и быстро произнес обычное приветствие. Ногайские женщины, очевидно, обрадовались и заговорили с ним совершенно свободно, как с братом.

‘Ай-ай, коп абрек! — жалобно сказали они, указывая в сторону казаков. Оленин понял, что говорят «много абреков».

Никогда не видевший такого сражения и составивший представление о нем только по сказкам папы Ерошки, Оленин хотел не отставать от казаков, а хотел увидеть все. Он восхищался казаками, был начеку, смотрел, слушал и делал свои собственные наблюдения. Хотя он захватил с собой саблю и заряженное ружье, когда он заметил, что казаки избегают его, он решил не принимать участия в сражении, так как, по его мнению, его храбрость уже была достаточно доказана, когда он был со своим отрядом, и еще и потому, что он был очень счастлив.

Вдруг вдалеке послышался выстрел.

Корнет взволновался и начал отдавать казакам приказ, как им делиться и с какой стороны подходить. Но казаки, похоже, не обращали внимания на эти приказы, слушали только то, что сказал Лукашка, и смотрели на него одного. Лицо и фигура Лукашки выражали спокойную торжественность. Он пустил лошадь рысью, за которой другие не успевали, и, щурясь, продолжал смотреть вперед.

«Вот человек верхом на лошади», — сказал он, сдерживая лошадь и идя в ногу с остальными.

Оленин внимательно посмотрел, но ничего не увидел. Вскоре казаки распознали двух всадников и спокойно поехали прямо им навстречу.

‘Это АБРЕКС?’ — спросил Оленин.

Казаки не ответили на его вопрос, который казался им совершенно бессмысленным. Абреки были бы дураками, если бы пересекли реку верхом.

— Думаю, это друг Родька нам машет, — сказал Лукашка, указывая на двух всадников, которые теперь были хорошо видны.«Смотри, он идет к нам».

Через несколько минут выяснилось, что эти два всадника были казачьими разведчиками. Ефрейтор подъехал к Лукашке.

9thhour — Страница 2 — 9th Hour Theater

Театральная труппа 9th Hour Theatre Company уполномочена привлекать театр для изучения, изучения и выражения вопросов, идей и историй, касающихся веры. Используя ансамблевый подход к рассказу историй, мы стремимся бросить вызов себе и аудитории, задавая большие вопросы, возникающие в связи с нашим искусством, и стремимся раскрыть богатые темы и эмоциональный ландшафт этих историй.

История Godspell универсальна и неподвластна времени, она в основном исследует то, что определяет и формирует сообщество через жизнь и учения Иисуса. Через что это сообщество проходит как микрокосм общества в день, когда разделяющие нас идеологии разлучают нас и ежедневно предъявляют требования о несправедливости. Представьте себе группу обычных граждан Оттавы, которые никогда раньше не встречались, из всех слоев общества и разных мировоззрений, объединившихся, чтобы разобраться в духовности христианской истории.Какие вопросы возникнут? Что было бы раскрыто? Что бы уволили? А кто останется в стороне? Это история, которую мы рассказываем.

Наше производство Godspell уникально разработано и адаптировано для Оттавы в 2018 году. Несмотря на то, что оно было вдохновлено первоначальным замыслом производства, оно было по-новому интерпретировано с учетом современных требований. Первоначальное намерение исследует, может ли в отсутствие Иисуса в телесной форме среди нас сообщество людей, заявляющих, что представляет или знает Его, жить его учениями? Могут ли они щедро любить, когда его больше нет с ними, безоговорочно любить, когда это уже не удобно, и постоянно любить, когда это уже не удобно?

Вдохновленные песнями и почти дословным учением Иисуса, мы разработали свой собственный стиль движений, характеров, язык хореографии и импровизированный текст, уникально вытекающий из личностей, убеждений и идей актерского состава ансамбля и задействованных артистов, при этом глубоко копая в социальные последствия евангельской истории для всех нас.Каждый художник представил множество различных точек зрения и качество аутентичности, что еще больше обогатило художественный процесс. Все они красивые люди, и я чувствую, что вместе мы создали красоту на сцене, чтобы поделиться ею с вами.

Godspell буквально означает «хорошая новость», поэтому мы хотели изучить, что может быть в ней такого хорошего. Если бы учения и притчи Иисуса были действительно приняты и воплощены в жизнь нашим обществом, как бы это выглядело? Каковы были бы социальные последствия и последствия справедливости для маргинализированных, бедных или страдающих людей, если бы Царство Божье стало для них реальностью? Как бы на самом деле выглядело «подставить другую щеку», когда обиделись, любить своих врагов и искоренить бедность среди нас? Мы хотели наполнить наш Godspell заголовками современных новостей, актуальных для нашего канадского общества здесь, в Оттаве, в 2018 году.Мы хотели рассказать историю сообщества, которое изо всех сил пытается найти смысл, живет в напряжении и все же движется к цели — включить «другого» за банкетный стол Христа.

Лев Толстой: любимое блюдо классика

Лев Толстой вовсе не ел мяса, но любил яичницу

Что ел Лев Толстой? Лев Толстой — мнимый больной? Что пил лев толстой для работы.

Страдания на пустом месте

32 зуба и 33 несчастья

Рождение шедевра

Жизнь хозяйки

На кухне в доме Толстых

Как Лев Толстой себе еду готовил

Толстой и вегетарианство

Оранжереи, пчёлы и яблоневые сады

Лев толстой пил. Любимые напитки писателей

Страдания на пустом месте

32 зуба и 33 несчастья

Рождение шедевра

Молодечество графа Толстого

Толстой — о военных, солдатах, джигитах

Над кем и как смеялся Толстой

Еще по теме «Лев Толстой в молодости»:

Какой напиток пил лев толстой. История и этнология

Как не убить ребенка соской

Что делать, если перебрал

Какие шляпки носить в каких случаях

Как есть печеный картофель

Что делать, если хочется писать

Что делать, если уж начал

Что делать, если уж начал — 2

Как одеваться, если ты из провинции

Когда следует жениться

Как быть счастливым

Как понять непонятное

Как стать хорошей женой

Как жить свободно

Как правильно смешить людей

Как использовать ум на полную мощность

Как выйти из затруднительной ситуации

Как учить языки

Как правильно спорить

Что делать, если не нравится обстановка

Как лучше соображать

Лев Толстой: вымысел или правда?

Драма у постели умирающей жены — Российская газета

История алкогольных напитков

Настроения Эрнеста Хемингуэя

Толстый лев — «детство, юность, юность». сводка

Роман «Детство, юность, юность»

«Детство, юность, юность». Краткое содержание. Книга первая. «Детство»

Книга вторая. «Подростковый возраст»

Книга третья. «Юность»

Учеба в университете

Заключение

Показывает ли это изображение мирную встречу льва и зебры у водопоя?

Наблюдайте, как 20 львов спускаются в реку, чтобы попить идеальным строем.

Казаки Льва Толстого, Глава XL

9thhour — Страница 2 — 9th Hour Theater

Добавить комментарий Отменить ответ